Аргонавты

Дионис Антонио

Лишь Гере сказка показалась глупой:

– - Вот еще, пьяниц воспитывать! Я приказала бы дать ему сто плетей - быстро б утихомирился!

Э,- возразила старуха,- ты, видно, не знаешь, красавица, что никто не сделает человеку больнее, чем он сам, ибо собственное раскаяние ты принимаешь, как должное. А чужая плеть вызовет лишь желание дать сдачи!

Попробовал бы кто меня ударить?
– взвилась Гера, позабыв о выбранной роли рабыни.

А вот я сейчас и попробую! Что вы шумите, как влюбленные кошки?!
– и на пороге покоев для рабынь с хлыстом в руке вырос здоровенный евнух. Тело его, смазанное растительным жиром, блестело. Блестели крупные квадратные зубы. Блестела

рукоятка хлыста, украшенная металлическим орнаментом. И весь он был такой сытый, здоровый и отъевшийся, что Гере непременно захотелось взбесить этого наглеца, оскорбившего ее. Гере дела не было, что кошками, да еще и бешеными, он обозвал и всех остальных - Г ере, раз это сон, было самой любопытно узнать, что будет, если разозлить этого кабана. Юркой змейкой скользнула Гера к самодовольному изваянию евнуха на пороге и, пока тот опомнился, впилась зубами в кисть, сжимавшую плеть.

Ах, ты, сучка!
– спесь и лоск слетели в мгновение ока.

Гера ждала дальнейшего со сладким замиранием сердца. Кому не знакомо это чувство острого страха, когда сердце готово выскочить из груди, но сколь пронзительно ощущение близкой опасности, столь привлекательно. Ни одной игре, никакому состязанию не сравниться с живым и отчаянным трепетом плоти, над которой занесена рука для удара. Евнух и в самом деле готов был разорвать негодницу, которая, видно, и впрямь взбесилась от жирной пищи и вечного безделья. Уже кулак завис над головой Геры, уже богиня, даже во сне, сжалась, ожидая резкой и жгучей боли, как евнух отпрянул, вытянулся в струнку и прижал вытянутые вдоль тела руки к бокам.

Гера! Да ты, я вижу, совсем не в своем уме!
– разнесся рокот.

В грозном рыке богиня не могла не узнать голос своего божественного супруга.

Какой скучный сон,- успела подумать Гера.- Только-только должно случиться что-нибудь интересное, как даже во сне является этот пакостник, чтобы лишить меня удовольствия.

Но и во сне Зевс был, как обычно, хмур и, пожалуй, еще больше, чем наяву разъярен. Злость так и сочилась и в каждом слове, и в каждом жесте.

Гера! Я ведь тебя спрашиваю: что ты делаешь среди рабынь? И с чего это грязному евнуху пришло в голову тебя поколотить?

Раз это мне только снится, не буду я с ним разговаривать!- решила Гера, насмешливо поглядывая на разъяренного супруга.

Бездельницы!
– видя, что от жены ответа не дождаться, Зевс приступил с расспросами к рабыням.- Может мне кто объяснит, что за безумие тут вами всеми овладело?!

Рабыни, всполошившись, тут же залепетали:

Это не мы, о великий Зевс!

То проделки негодной Хлои!

Это она, это все она выдумала!

Понять что-либо во всплеске девичьих голосов, то почти визжащих на грани истерики, то чуть шепчущих оправдания, было еще труднее.

Зевс обреченно опустился на порог опочивальни и, запустив пятерню в густую прядь надо лбом, гаркнул:

Тихо! Все - тихо! И - полчаса молчать!

Гере в голову закралось недоброе подозрение: уж больно приснившийся супруг был похож на настоящего. Но все остальное, что приключилось с Герой, с действительностью не вязалось: никогда б наяву прислужница не рискнула бы дурачить богиню, а евнух замахиваться на супругу Зевса кулаком.

Нет, пожалуй, это мне только снится!
– успокоилась Гера, ожидая с любопытством развития событий.

Гера боялась одного: проснуться, не узнав, до какой нелепости додумается замерший в позе мыслителя Зевс.

О человечество! Если твои планы, мечтания, твое будущее когда-нибудь погибнут, то причиною падения мира будет, бесспорно, женское любопытство. Хлоя, удостоверившись, что Гера осталась в опочивальне в окружении рабынь,

нет, чтобы поспешить к дожидающемуся ее Дарию, девушке стало любопытно посмотреть, как и где обитает пресветлая богиня. О роскоши покоев Геры прислужницы, которым выпала честь служить богине, рассказывали небывалое. И Хлоя не могла удержаться, чтобы самой не удостовериться в россказнях хитрых подружек. Разве ж возможно, чтобы из опочивальни богини вел потайной коридор, который связывает Олимп с морским побережьем на земле?

Или может быть правдой выдумка, будто в саду у Геры растет чудесная яблоня: одной десятой плода с этой яблони достаточно, чтобы вечно быть красивой и молодой.

Ну, на молодость мне грех пенять,- подумала Хлоя, коснувшись кончиками пальцев своей гладкой и нежной кожи,- похудеть бы не мешало!

И Хлоя, воровато оглянувшись, не видит ли кто, шмыгнула в опочивальню богини. Миновала опочивальню. На минуту задержалась в зимнем саду, чтобы полюбоваться чудными цветами и невиданными Хлоей доселе растениями. Сад дышал покоем. Густая зеленая сень манила прилечь в густую траву. Невидимые пичуги перекликались звенящими в чистом воздухе голосами. Меж стволов, прихотливо извиваясь, протекал чистый ручеек, с до того прозрачной водой, что можно было разглядеть на дне каждую песчинку, каждый камешек. Стайки пестрых рыбешек сновали бестолково туда-сюда. Легкие бурунчики пенящейся воды поднимались там, где ручеек падал из искусно подделанных уступов. По берегам ручейка росли странные маленькие деревца, чуть достигавшие Хлое до пояса.

Что-то они мне напоминают!
– прошептала Хлоя, отрывая листочек и пытаясь по крохотным зубчикам и вытянутой форме определить, где она могла видеть эти деревья.

О боги! Да это же орешина! А вот,- Хлоя обратила внимание на трясущееся в мелком ознобе деревце, листочки которого так похожи на мониста бродячей танцовщицы,- осинка!

И весь сад Геры предстал пред рабыней в ином свете: то были все те же цветы и растения, что и на земле. Но в чудесном саду ромашки казались огромными, словно цветы подсолнечника, а могучие дубы, если б не мощные стволы и кряжистые по сравнению с размером дерева корни, дубы в саду богини не достигали и груди мальчику-подростку.

Розы же, наоборот, разрастались возвышающейся стеной, образуя душистые арки, усеянные крупными, с головку новорожденного, цветами. Душистый горошек, в обыденной жизни - невысокое, стелющееся по земле растение, тут колыхался волнующимся пологом, сквозь заросли которого не пробраться, не запутавшись в прочных и крепких стеблях.

Хлоя, разогнав кистью рыбешек, зачерпнула воды из ручья. Словно свежесть утра и прохлада летнего леса, душистость спелой земляники и морозная роспись зимы - вот что значил глоток воды из чудесного родника.

Хлоя забыла, кто она и для чего здесь. Ей стало легко и радостно. Заботы выветрились из ее хорошенькой головки. Девушка бездумно уселась в траву, следя, как мимо несет свои воды родник.

И не приметила, что за ней, из розовых зарослей, давно наблюдает холодный и пристальный взор.

Черная фигура, много выше человеческого роста, с невозмутимостью змеи замерла, наблюдая за непрошенной гостьей. Был то ревнивый Хранитель сада Геры. Существо, появившееся на Олимпе неведомо откуда, оно не прижилось среди легкомысленных и смешливых богов. Все сторонились этого мертвого взгляда, который, казалось, пронзает насквозь и видит все твои пороки, нескромные мысли и даже желания, о которых ты сам еще не подозреваешь. Существо, вечно в черном, вечно хмурое и недовольное, слонялось по Олимпу, сея неприязнь и брезгливое отвращение. Мы с трудом принимаем того, кто на нас не похож и чьи мысли и желания для нас - тайна.