Аргонавты
Шрифт:
Женщина лежала построжевшая и как бы подросшая. Ее тело вытянулось. Руки были сложены крест-накрест на животе, словно ладони оберегали и согревали чрево.
Умиротворение и покой светились в бледном лице, внезапно похорошевшем. Желтизна и усталость сменились матовой белизной. Чуть приоткрытые губы являли два передних зуба, блестевших жемчужинами в алом гроте.
Портила лицо лишь легкая синева под глазами, но казалось: то ресницы, густые и черные, бросают тени на белоснежную кожу.
Боги! Как она хороша!
– воскликнул
И богам отныне принадлежит,- грустно вздохнул другой, наклонившийся послушать дыхание спящей.
Как это?
– засуетились-забеспокоились прочие.- Разве не вместе с нами она претерпевала лишения и муки. Разве, пока она была посильнее, не ее веселые песенки развевали грусть и тоскливые думы? Почему же она принадлежит богам?
Потому что смерть забрала ее у нас!
– хмуро пояснил тот, кто близко склонился над устами их бедной подруги.
Но я слышу, как бьется ее сердце!
– воскликнул другой, вознамерившийся, было, по обряду, сложить руки на груди мертвой и услышавший слабый и частый перестук.
Ты слышишь сердце?-в ужасе переглянулись несчастные.
И по очереди приникнув к округлившемуся холмику живота будущей матери, они слушали отчаянное трепыханье младенца, который там, в тишине в тепле материнского лона, не мог понять своим неразвитым умишком, почему вокруг него смыкается холод, а над ним не стучит сердце матери.
Так она ждала ребенка?!
– ужасу собравшихся не было границ.- Вот почему так быстро таяли ее силы! Вот в чем причина ее мольбы, обращенной к нам, бездушным! Мы отказали просящему в том, что ему было необходимо - нет нам прощения! Так пусть же в память о ней и ее плоде, который задохнулся, когда прервался ручеек жизни его матери, пусть же мы и наши потомки никогда не откажут просящему в том, что ему необходимо!
И, поникнув головами, четверо мужчин, бессильные чем-то помочь, услыхали, как в последний раз шевельнулся и замер плод в мертвой матери.
Тело женщины предали земле, насыпав невысокий холмик, а сверху навалили камнями, чтобы могила была видна издалека и служила вечным уроком и напоминанием. Не день, не два собирали мужчины камни, пока над местом захоронения не выросла громадная гора.
И каждое утро кто-нибудь приносил спелый коричневый плод к могиле умершей. Ведь на чудо-дереве по-прежнему созревало по пять плодов, но никому из обитателей острова и в голову не пришло попробовать пятого хоть кусочек. Плоды ссыхались на солнце. Их нежная кожица лопалась, брызгали далеко семена, маленькие и тоже коричневые. Из семян прорастали нежно зеленые травинки, тут же жадно тянущиеся к солнцу.
– Не будем их прорывать - пусть растут!
– решили мужчины.
И даже в ладонях носили росткам воду из подземного родничка, хотя и приходилось ходить к роднику далеко.
Благодарные росточки живо подрастали, крепли. И, чуть затвердев стволом, тут же отращивали ветки,
Теперь еды на острове было в изобилии, но мужчины не могли избавиться от чувства вины, по-прежнему довольствуясь малым.
А молоденькая поросль захватывала все новые и новые территории, пока бесполезная земля не покрылась густой чащей. От воды деревца шумели молодой листвой: ведь колючки на дереве-прародителе были лишь от недостатка ухода. Позаботься о ветке, воткнутой в сырой песок,- вырастишь иву.
К зеленому острову посреди седого океана слетались птицы. С соседних островков вплавь, привлеченные сладким ароматом плодов, перебирались мелкие зверушки.
И то одна, то другая рыбачья лодка меняла курс, когда рыбак, удивленный зеленым пятном на синем фоне, поворачивал лодчонку в сторону острова. Шли годы. Четверо первопоселенцев давно обзавелись семьями, детьми и внуками. Не узнать голого и пустынного островка. Но каждый, кто хотел поселиться в благодатном раю, каждый должен был прийти к каменному
кургану, положить свой камень и поклясться:
Я, как бы плохо не было мне самому, я клянусь отдать попросившему то, что ему необходимо!
Такую же клятву произносил и каждый ребенок, родившийся на острове. Эту клятву произнесли все, собравшиеся сейчас на поляне. В день совершеннолетия у каменного кургана, выросшего за столетия в огромную гору, поклялся не отказать просящему и царь Бумбо.
И теперь, под удивленными взглядами мореходов, старик и обитатели острова прощались с обетованной землей.
Ведь мореход, указавший на побережье, жестом руки охватил и берег, и море, и сады, и царский дворец. Именно об острове попросил их черноволосый пришелец - а туземцы не могли нарушить вековую клятву и отказать.
Наконец, старик кончил молитву. Встал, отряхнув ладони и, обернувшись к мореходам, робко спросил:
Я не заметил, чужеземцы, указали ли вы на челны, что только что вернулись с соседнего острова! Кажется, вам они тогда еще были не нужны?
Челны?
– поразился Черноволосый, и так мало что смысливший в происходящем.- На кой нам сдались ваши челны и вы вместе с ними?
О, благодарю!
– облегченно вздохнул старик.
И, хочешь верь, хочешь не верь, Ясон,- вздохнул Лин,- чернокожие во главе с царем Бумбо и стариком-оракулом собрались, как стояли, погрузились в челны - и уплыли в бушующее море, оставив бледнокожим свой остров!
Вот так чернокожие лишились своего прекрасного острова, а я - бассейна!
– с печалью подытожила рассказ Лина Гала.
Как?
– поразился Ясон.- Вы тоже решили последовать клятве?! Ну, я не могу осуждать туземцев: заветы предков следует чтить, хотя бы твои прародители оказались мерзавцами. Но что вынудило вас, тебя, Лин, и тебя, прекрасная Г ала, оставить столь милые вашему сердцу места?