Аргумент барона Бронина 3
Шрифт:
Всё-таки, пускай я из другого мира, но я человек. А ещё я не очень терплю демонов и их методы. Более того, демонов я ненавижу и ненавижу довольно давно. Сколько бы люди ни делали мне пакостей, они никогда не сравнятся с демонами. А самое главное, никогда люди не сравнятся в жестокости с тварями инферно и с тем, на что краснорожие способны.
— Лилит, — очень спокойно позвал я, повернувшись к девушке. — Что произошло?
— А что? Он пришёл к тебе не с добром. По крайней мере, если бы он был простым прохожим и душа его была чиста, охранник на него бы не отреагировал, — ответила девушка. — Ну и демон его поистязал, но ты же
— Лилит, — выслушав её отповедь, повторил я её имя. — Ты наполовину человек. Да, ты демон, и демоническая сущность в тебе сильна, но не забывай про свою человеческую сущность. Ни один человек не заслуживает такого. — Я кивнул на трясущегося в рыданиях мужчину. — Не надо так с людьми. Это жестоко и неуместно. И опять же, хотела бы ты, чтобы с твоей человеческой частью произошло точно так же?
— Да со мной и похуже было, — невозмутимо пожала плечами девушка. — Я так не раскисла. Хотя, кого я обманываю? Вначале так же тряслась, рыдала. А сейчас, вот смотри, какая я. А самое главное, не жалею типчиков вроде него. А ты, архимаг Алексиус, меня сейчас удивил. Неужто твоё сердце не до конца высохло за годы жизни и от соли полученного опыта?
Нет, это бесполезный диалог. По крайней мере, убеждать в чём-то демоницу бессмысленно. Потом с ней как-нибудь пообщаюсь при более подходящих обстоятельствах. А сейчас меня всего выворачивало наизнанку из-за покалеченной сущности, что валялась у меня в ногах. Я как мог потянулся к нему своими ментальными щупальцами.
Ограничения мира давили, поэтому я подошёл вплотную и, давя в себе противоречия и сопротивление, положил ему руки на голову. Меня самого едва не начало трясти. Я как мог пытался унять всполошившиеся чувства бедолаги и в край расшатанную нервную систему.
— Всё хорошо, уже всё закончилось, — спокойно произнёс я. — Нечего тут бояться, ты получил жизненный опыт, очень важный опыт, он сделает тебя сильнее, но при том условии, что ты не сломаешься. А ты ведь не сломаешься?
Поначалу мужчина передо мной никак не реагировал. Но по мере того, как я говорил, он понемногу успокаивался и, будто прислушиваясь к моим словам, оттаивал.
Главный урон, что был ему нанесён, — это разбитая вдребезги гордость, на которой, собственно, и основывалась его личность, его победы, его стремление двигаться вперёд. Всё было завязано на гордости. Лилит же сделала так, что страх эту гордость задвинул очень далеко. А потом, будто бы ему было мало, взял и со всей силы шваркнул забитую гордость об каменный пол, разбив вдребезги. Гордости у этого человека больше не было. По крайней мере сейчас он думал лишь о том, чтобы всё поскорее закончилось. И не важно, что всё уже давно закончилось, и он в покое, но всё его существо хотело перестать бояться, перестать быть слабым.
Он уже давно готов был умереть, лишь бы не переживать раз за разом тот ужас, что он переживал, но смерть не приходила. Демоны редко бывают милостивы к своим жертвам, напротив, они скорее наслаждаются страхами и мучениями своих жертв. Это их любимая пища. По крайней мере, одна из.
Ну а потом, стоило ему успокоиться, как на меня хлынули его последние воспоминания. По крайней мере, то, с чем он пришёл на мою землю. И признаться, на миг я даже усомнился,
И здесь речь шла не о жадности, не об уязвлённой гордости, не о его умыслах против меня. Он шёл убивать, и он готов был убить всех, и идти на любые подлости. Если заклинатель снежных козлов ради бравады говорил о том, что пойдёт до конца, я чувствовал, что это лишь слова. А вот этот человек был действительно плохим. И жизнь его наказала довольно серьёзно.
Их род сейчас буквально как карточный домик рушился на глазах его главы. Причём этот самый глава сейчас был передо мной. Если род Гадюкиных и Гималаевых прислал старших сынов или ближайших родственников, то этот заявился сам. Очень любопытно. Какой интересный экземпляр попался мне в руки.
На самом-то деле стоит отбросить сантименты и пользоваться ситуацией на полную. По крайней мере, последнее, что сейчас следует делать — жалеть этого морального калеку. Сейчас нужно пользоваться предоставленным шансом, каким бы неприятным он ни был.
— Я здесь главный, — холодно произнёс я. По крайней мере, я хоть как-то уравновесил ситуацию, и это слегка облегчало мою совесть. Всё-таки он уже был не в состоянии аффекта. Да, напуган, да, разбит, но уже осознавал, воспринимал сведения. — Ты говорил о том, что будешь служить тому, кто тебя избавит от этого ужаса? — холодно спросил я.
— Да, я так говорил, — медленно кивнул мужчина.
— Так вот, я тебя освободил. Теперь ты будешь служить мне, — безапелляционно заявил я. — Все твои земли и твоё имущество теперь мои. Ты будешь по-прежнему ими владеть, но настоящим хозяином буду я, и я буду распоряжаться всем этим.
— Да, господин, — севшим голосом кивнул мужчина.
— Так не пойдёт, — покачал головой я. — Клятва. Ты знаешь, что делать.
Я физически ощущал, как быстро мельтешат мысли в голове у стоящего передо мной. Ох, как же он сейчас не хотел выполнять свои обещания, как же он страстно хотел попытаться извернуться и миновать тот капкан, в который сам себя загнал. Сам виноват. У мен янет жалости. Нечего было лезть на мои территории. Ему очень не повезло, что он попался на Лилит. Хотя кто знает, может, это мне не повезло. Глядишь, если бы она раньше расставила свою систему безопасности, таких вот слуг у меня было бы побольше.
Из носа графа густой струёй потекла кровь, а по щекам потекли слезы. Только что он понял, что ничего не сможет поделать, и он лишится всего.
— Я, граф Геннадий Степанович Курпатов, глава рода Курпатовых, даю клятву в службе…
— В вечной службе! — припечатал я.
— Даю клятву в вечной службе… — он замялся, а я продолжил:
— Барону Алексию Александровичу Бронину.
Курпатов зажмурившись кивнул, затем продолжил:
— Клянусь служить верой и правдой Барону Алексею Александровичу Бронину, не жалея жизни и чести. Вся моя жизнь принадлежит теперь моему господину.
Пока он говорил, вокруг нас заискрились полупрозрачные воздушные нити. И чем дальше говорил Курпатов, тем ярче эти нити начинали светиться.
— Моя кровь и плоть, мои потомки служат новому Господину до тех пор, пока господин не даст свободу. Либо пока…
— Никаких либо, — безапелляционно заявил я. — Моя смерть тебя от службы не освободит. Если я умру, ты погибнешь вместе со мной. И твой род погибнет вместе со мной.
Курпатов бессильно опустил голову и задрожал. Однако сделал глубокий вдох и продолжил.