Архангел
Шрифт:
Сбоку от них по железнодорожной ветке прогромыхал товарняк. За мостом они свернули влево по направлению к тому, что производило впечатление центральной части города. Все пребывало в запустении. На обшарпанных фасадах домов шелушилась краска. На дороге то и дело возникали выбоины. Видавший виды трамвай горчичного цвета дребезжал, как чугунная цепь, волочащаяся по булыжнику. Прохожие под снегом брели, как пьяные.
О'Брайен медленно вел машину, качая головой, а Келсо подумал: что он, собственно, ожидал увидеть? Международный пресс-центр? Отель, полный коллег? Они выехали на широкую площадь со стоянкой автобусов. В дальнем ее конце,
— Давайте припаркуемся, — предложил О'Брайен.
Они проехали по краю площади и остановились, уткнувшись бампером в чугунную ограду, прямо за которой виднелась река. Бродячий пес равнодушно посмотрел на них, поднял заднюю ногу и принялся со всей силой вычесывать блох у самой шеи. Вдалеке за снежной пеленой можно было различить очертания танкера.
— Вы понимаете, что мы на краю света? — тихо сказал Келсо, глядя прямо перед собой на водное пространство. — Мы здесь в ста километрах от Полярного круга, и между нами и Северным полюсом нет ничего, кроме моря и льда. До вас дошло? — Он расхохотался.
— Что тут смешного?
— Ничего. — Он посмотрел на О'Брайена и попытался перестать смеяться, но у него ничего не вышло; в явном унынии репортера было что-то на редкость смешное. Келсо хохотал до слез. — Простите, — выдавил он из себя, — простите.
— Давайте, давайте, веселитесь, — заметил О'Брайен с горечью. — Такой, по-моему, и задумана чертова пятница. Проехать восемьсот миль и очутиться в дыре, похожей на Питтсбург после ядерной войны, чтобы разыскать подружку Сталина… — Он хмыкнул и тоже расхохотался. Потом выдавил сквозь смех: — Знаете, чего мы не сделали?
Келсо наконец отдышался и перестал хохотать:
— Чего же?
— Мы не съездили на вокзал и не проверили уровень радиации… Мы возможно… черт возьми… облучились!
Они смеялись от души, до слез. «Тойота» подпрыгивала и вибрировала вместе с ними. Снег продолжал валить, а бродячий пес смотрел на них удивленно, слегка склонив голову набок.
О'Брайен запер машину, и они двинулись, обходя предательские выбоины в асфальте, к зданию портового управления.
Келсо нес пакет в руках.
Их обоих слегка пошатывало, и объявление о рейсах в Мурманск и на Соловецкие острова вызвало у них новый приступ смеха:
— Соловки?!
— Ну ладно. Хватит. Нас ждет здесь работа.
Внутри здание оказалось просторнее, чем выглядело снаружи. На первом этаже расположились магазины, точнее, маленькие киоски, торгующие одеждой и туалетными принадлежностями, а также кафе и билетная касса. Еще ниже, под гроздью ламп дневного света, частично разбитых, находился мрачный подземный рынок — тут в ларьках продавались семена, книги, пиратские кассеты, обувь, шампуни, колбаса, прочные русские бюстгальтеры неимоверных размеров черного и бежевого цвета.
О'Брайен купил две карты — города и области, затем они поднялись к билетной кассе, где Келсо в обмен на долларовую купюру, предложенную подозрительному типу в грязной форменной одежде, получил возможность заглянуть в телефонную книгу Архангельска.
— Что теперь? — спросил О'Брайен.
— Теперь надо поесть, — ответил Келсо.
Кафе представляло собой старорежимную столовку, забегаловку самообслуживания с грязным полом, мокрым от тающего снега. В воздухе стояло теплое облако крепкого табачного дыма. За соседним столиком два немецких моряка резались в карты. Келсо взял большую тарелку щей — супа из капусты с плавающей посередине солидной порцией сметаны, черный хлеб и пару крутых яиц. Воздействие этой еды на его пустой желудок было незамедлительным. Он испытывал едва ли не эйфорию. Все будет в порядке, подумал он. Здесь они не пропадут. Никто их тут не найдет. И если они будут действовать грамотно, то уложатся за один день.
Он плеснул половину миниатюрной бутылочки коньяка в стакан с растворимым кофе, посмотрел на нее и подумал: черт возьми, почему бы и нет? — и вылил остальное. Закурил сигарету и огляделся. Люди здесь выглядели трезвее, чем в Москве. Они пялились на иностранцев. Но когда вы пытались перехватить их взгляд, они отводили глаза.
О'Брайен отодвинул свою тарелку в сторону.
— Я все думаю об этом институте — как он там назывался? Академия Максима Горького? Там ведь должны сохраниться архивы. И была еще эта девушка, ее сокурсница. Как ее звали, ту, некрасивую?
— Мария.
— Точно, Мария. Давайте найдем курсовой журнал и разыщем Марию.
Курсовой журнал? — подумал Келсо. За кого ее принимает О'Брайен? Королеву 1950 года Академии Максима Горького? Но у него было слишком благодушное настроение, чтобы затевать спор.
— Или же, — сказал он дипломатично, — мы могли бы разыскать местную партийную организацию. Помните, она ведь была комсомолка. У них могли сохраниться старые личные дела.
— О'кей. Тут вам карты в руки. Как их найти?
— Нет ничего проще. Дайте мне план города.
О'Брайен вынул из внутреннего кармана карту города и пододвинул свой стул поближе к Келсо. Они разложили карту на столике.
Основная часть Архангельска теснится на широком мысу километров шесть с половиной в поперечнике, ленточки новых кварталов тянутся вдоль Двины по обоим ее берегам.
Келсо ткнул пальцем в карту.
— Здесь, — сказал он. — Вот где они. Или были раньше. На площади Ленина, в самом большом здании. Эти мерзавцы всегда занимали самые хорошие здания.
— И вы думаете, они нам помогут?
— Нет. Уж во всяком случае, не по доброй воле. Но О'Брайен запер машину, и они двинулись, обходя предательские выбоины в асфальте, к зданию портового управления.
Келсо нес пакет в руках.
Их обоих слегка пошатывало, и объявление о рейсах в Мурманск и на Соловецкие острова вызвало у них новый приступ смеха:
— Соловки?!
— Ну ладно. Хватит. Нас ждет здесь работа.
Внутри здание оказалось просторнее, чем выглядело снаружи. На первом этаже расположились магазины, точнее, маленькие киоски, торгующие одеждой и туалетными принадлежностями, а также кафе и билетная касса. Еще ниже, под гроздью ламп дневного света, частично разбитых, находился мрачный подземный рынок — тут в ларьках продавались семена, книги, пиратские кассеты, обувь, шампуни, колбаса, прочные русские бюстгальтеры неимоверных размеров черного и бежевого цвета.