Археология души. Стихи

Я о себе – по снегу мелом:

Однообразен и пушист…

Но иногда, пусть неумело,

Берусь за муторное дело –

Археологию души.

Вот, щёткой памяти сметая

Налёт с мальчишеской любви,

Вдруг обнаружу, задыхаясь:

Та девочка была… святая…

Хоть и невзрачная на вид.

Корплю над счастья черепками –

Несовместимы

черепки:

То упираются боками,

То крошится до пыли камень –

До пыли, но не до муки…

Копаю дружбу, толщу раня -

За мезолитом неолит:

Слой самый-самый чистый – ранний,

Чем глубже, тем она сохранней,

И даже мёртвая – болит.

А ближе – глина, перегнои

Культурно-мусорных слоёв,

И хламу этому виною

Полвека, прожитые мною…

Как не воскликнуть: «ё-моё!»?

Как не взреветь медведем белым

В капкане собственной души?

С раскопок прочь! И первым делом -

Пишу себя по снегу мелом:

Благообразен и пушист.

Открою мятую тетрадь -

Копилку плачей…

А мне тотчас: «Эх, зря опять

Ты плакать начал.

Остатки рифмовой трухи –

В корзину бросить!

Ну, разве можно на стихи

Растратить осень?»

Но снова просится перо

В объятья пальцев.

«Да ты, похоже, не здоров -

В сосудах кальций,

Пора остыть от чепухи,

Впустить усталость.

Ну, разве можно на стихи

Потратить старость?

Друзья советуют – молчи!
–

К кому не сунусь.

Диагноз ставят мне врачи:

«Впаденье в юность»

И с панацеей пристают,

Смеясь украдкой.

И я смеюсь. И достаю

Свою тетрадку…

Я человек советского модерна,

Ещё того – до лысой чепухи,

Когда рвались дыханием мехи,

И карты одномерной малахит

Был заменён рубином пятимерным.

Мне ведома цена преображенья,

Она в моих хрящах, в натяге моих жил,

Слепому богу в азбуке могил,

Не вы, а я её платил,

В победы превращая пораженья.

Для тех побед моим зубастым керном

Пробита в стылой гнили колея –

Теперь по ней покатится Земля,

И лучше всех об этом знаю я,

Я, человек советского модерна.

Отринув

богословские клише,

Я понимаю – именно сегодня! –

Что Он сказал, селясь в моей душе,

Но больше – недосказанность Господню.

Пусть не покажется смешным

Не сказанного пониманье:

Ещё не встреча, не соитье с Ним,

А только приглашенье на свиданье

В таинственные Божьи закрома –

Они за самым дальним залом,

За гранью чувства и ума…

А где – увы! – не досказал Он.

Этот год трудно прожит –

И скальпели, и ножи…

Лишь только начнёшь итожить,

Так прекращаешь жить.

Свершённого холст – муаров,

А если точней – зебрист.

Не оттого ль в мемуарах

Лжёт каждый второй лист?

Отсеяно, что не гоже,

И – боже! – не изменить…

Так не спеши итожить,

А торопись – жить.

Не выбросить, не разгладить

Тот роковой год…

Только назад глядя

Трудно идти вперёд.

Не торопись итожить,

Память хлеща кнутом.

С итоженьем Бог поможет.

Потом.

Зачем мне эфес в бриллиантах?

Мрамор на прах могил?

Меня Бог однажды талантом

Уже наградил.

Хватило б его до скончанья.

Лет… как бы был я рад!

А вам – избежать одичанья

В грызне добыванья наград…

Я уеду… ненадолго

В рай, по предсказанью Ванги

Жить в заоблачной яранге.

Там текут Ока и Волга,

Но небесные, как Ганги.

По себе оставлю память

В банке с травяным бальзамом,

В банке – незакрытым займом,

А серьёзно – между нами –

За окошком птичьим гамом.

Я уеду ненадолго

В царство славного Борея,

Где стихи, как птицы, реют

Над Окою и над Волгой…

Правда – внук мой постареет.

Лишь бы помнил он, что значит

Мамы отчество родное,

И тогда таким же мною

Его внучкой снова зачат

Буду летом под луною.

Я уеду ненадолго,

Может лет всего на двести.

А потом мы в этом месте –

Между рек – Окой и Волгой -

Соберёмся снова вместе.

Так когда-то постарались,

Те, чьи буквы на могиле

Еле видно из-под пыли -

И ведь здесь же мы собрались,

И так долго вместе жили…