Архипелаг ГУЛаг
Шрифт:
– Думаете, Европа про вашу голодовку узнает? Чихали мы на Европу!
И был прав. Но социально-близких бандитов нельзя было ни бить, ни дать им умереть. Впрочем, после половины голодовки добрались до их люмпен-пролетарского сознания, они откололись, и пахан Москва по лагерному радио объяснил, что его попутали троцкисты.
После этого судьба оставшихся была - расстрел. Они сами своей голодовкой подали заявку и список.
Нет, политические истинные - были. И много. И - жертвенны.
Но почему так ничтожны результа'ты их противостояния? Почему даже лёгких пузырей они не оставили на поверхности?
Разберем
1 А в лагере прошел слух, что Гесель сидит "за гадания" - и придурки несли ему хлеб и табак: погадай и мне!
2 Тем не менее этого отъявленного вредителя возят из Крестов... на военные заводы консультантом.
3 В мемуарах Эренбурга не найдешь следа таких пустяшных событий. Да он мог и не знать, что спорщика посадили. Он только ответил ему в тот момент достаточно по-партийному, потом забыл. Пишет Эренбург, что сам он "уцелел по лотерее". Эх, лотерейка-то была с номерами проверенными. Если вокруг б?р?а?л?и друзей, так надо ж было вовремя переставать им звонить. Если дышло поворачивалось, так надо было и вертеться. Ненависть к немцам Эренбург уж настолько калил обезумело, что его Сталин одёрнул. Ощущая к концу жизни, что ты помогал утверждать ложь, не мемуарами надо было оправдываться, а сегодняшней смелой жертвой.
4 Маркс и Энгельс. Собр. соч., т. 1, стр. 233, изд. 1928 г.
5 Примеры взяты из книги Плеханова "История русской общественной мысли".
6 Например, молодой американец, женившийся на советской и арестованный в первую же ночь, проведенную вне американского посольства (Морис Гершман). Или бывший сибирский партизан Муравьев, известный своими расправами над белыми (мстил за брата) - с 1930 г. не вылезал из ГПУ (началось из-за золота), потерял здоровье, зубы, разум и даже фамилию (стал - Фоке*). Или проворовавшийся советский интендант, бежавший от уголовной кары в западную зону Австрии, но там - вот насмешка!
– не нашедший себе применения. Тупой бюрократ, он хотел и там высокого положе-ния, но как его добиться в обществе, где соревнуются таланты? Решил вернуться на родину. Здесь получил 25 по совокупности - за хищение и подозрение в шпионаже. И рад был: здесь дышится свободней! * Примеры такие бессчётны.
7 Сборник "От тюрем...", стр. 384
8 И. Авербах - "От преступления к труду', 'стр. 35
9 Отрицаловка: отрицаю всё, что требует начальство, - режим и работу. Обычно это - сильное ядро блатных.
10 На вопросы о его биографии студентам мединститутов отвечают сегодня: "о нём нет никакой литературы".
11 Письмо Кропоткину 20.2.1913, ЦГАОР, фонд 1129, опись 2 ед. хр. 1936.
12 "Биржевые ведомости" 31.8.17 и 2.9.17
13 "Петроградская правда" 6.9.18, No. 193
14 ЦГАОР, фонд 3348, ед. хр. 167, лист 32
15 По первому делу он теперь реабилитирован. Значит, если бы не второе..?
16 Продал ребят Федор Полотнянщиков, позже парторг полысаевской шахты. Страна должна знать своих стукачей.
17 Судья - Пушкин, вскоре осужденный за взятки.
18 Это - 37 год, и в бригаде - не только "чистые" троцкисты, но и зачисленные как троцкисты "чистые" ортодоксы, они подали заявления в ЦК на имя товарища Сталина, в НКВД на имя товарища Ежова, в ЦИК на имя товарища Калинина, в генеральную прокуратуру, и им крайне нежелательно теперь ссориться с лагерным начальством, от которого
19 Включали ли они в этих политических остальную Пятьдесят Восьмую, кроме себя? Вероятно нет: не могли же они каэров признать за братьев, если даже социалистов отвергли?
20 Уж это безусловно только для себя.
21 Часть V, гл. 4
Глава 11. Благонамеренные
Но я слышу возмущенный гул голосов. Терпение товарищей иссякло! Мою книгу захлопывают, отшвыривают, заплёвывают:
– В конце концов это наглость! это клевета! Где он ищет настоящих политических? О ком он пишет? О каких-то попах, о технократах, о каких-то школьниках сопляках... А подлинные политические - это мы! Мы, непоколебимые! Мы, ортодоксальные, кристальные (Orwell назвал их благомыслами). Мы, оставшиеся и в лагерях до конца преданными единственно-верному...
Да уж судя по нашей печати - одни только вы вообще и сидели. Одни только вы и страдали. Об одних вас и писать разрешено. Ну, давайте.
Согласится ли читатель с таким критерием: политзаключённые - это те, кто знают, за что сидят, и тверды в своих убеждениях?
Если согласится, так вот и ответ: наши непоколебимые, кто несмотря на личный арест остался предан единственно-верному и т.д., - тверды в своих убеждениях, но не знают за что сидят! И потому не могут считаться политзаключёнными.
Если мой критерий не хорош, возьмём критерий Анны Скрипниковой, за пять своих сроков она имела время его обдумать. Вот он:
"политический заключённый это тот, у кого есть убеждения, отречением от которых он мог бы получить свободу. У кого таких убеждений нет - тот политическая шпана."
По-моему, неплохой критерий. Под него подходят гонимые за идеологию во все времена. Под него подходят все революционеры. Под него подходят и "монашки", и архиерей Преображенский, и инженер Пальчинский, а вот ортодоксы - не подходят. Потому что: где ж те убеждения, ОТ которых их понуждают отречься?
Их нет. А значит, ортодоксы, хоть это и обидно вымолвить, подобно тому портному, глухонемому и клубному сторожу, попадают в разряд беспомощных, непонимающих жертв. Но - с гонором.
Будем точны и определим предмет. О ком будет идти речь в этой главе?
Обо всех ли, кто, вопреки своей посадке, издевательскому следствию, незаслуженному приговору и потом выжигающему лагерному бытию, - вопреки всему этому сохранил коммунистическое сознание?
Нет, не обо всех. Среди них были люди, для которых эта коммунистическая вера была внутренней, иногда единственным смыслом оставшейся жизни, но:
– они не руководствовались ею для "партийного" отношения к своим товарищам по заключению, в камерных и барачных спорах не кричали им, что те посажены "правильно" (а я мол - неправильно);
– не спешили заявить гражданину начальнику (и оперуполномоченному) "я - коммунист", не использовали эту формулу для выживания в лагере;
– сейчас, говоря о прошлом, не видят главного и единственного произвола лагерей в том, что сидели коммунисты, а на остальных наплевать.
Одним словом, именно те, для кого коммунистические их убеждения были интимны, а не постоянно на языке. Как будто это - индивидуальное свойство, ан нет: такие люди обычно не занимали больших постов на воле, и в лагере простые работяги.