Архипелаг исчезающих островов
Шрифт:
Главные силы Арктики вступили в дело.
Все свое искусство, весь свой опыт «ледового капитана» пришлось пустить Федосеичу в ход, чтобы провести ледокол через новое препятствие, не повредив лопасти винта. Правда, мы захватили с собой и везли в трюме запасные лопасти, но насаживать их в теперешних условиях было бы нелегко и отняло бы очень много времени.
Гребной винт — это ахиллесова пята ледокола, его наиболее слабое, уязвимое место.
У всех был еще свеж в памяти случай с «Сибиряковым». Под конец плавания, в Чукотском море, то есть на самом пороге Берингова пролива,
Впрочем, мы все понимали, что упоминание о потере лопасти было бы сейчас некстати. Это означало бы «говорить под руку».
Мы пробивались внутрь «белого пятна» без роздыху трое суток. Узкий зигзагообразный канал, в котором чернела вода, оставался за кормой «Пятилетки». Впереди громоздились новые и новые, все более сплоченные, могучие льды.
И тени земли не было видно в самый сильный бинокль. Эхолот показывал едва заметное повышение дна.
Снизу, из машинного отделения, поступали невеселые вести. Очень большим был расход горючего.
Механик поднялся на мостик. Он молчал, только смотрел на меня печально-вопрошающим взглядом. Но я и так знал, что, если подобная «скачка с препятствиями» продлится день-два, не хватит горючего на возвращение домой.
Сомнения разрешили два слова, сказанные Тюлиным.
— Рискуем винтом, — негромко произнес он, не оборачиваясь.
Я переглянулся с Андреем и кивнул.
— Позовите Тынты Куркина, — приказал я Сабирову. — Будем спускать на лед санную группу!
7. Внутрь зигзага
Обдумывая в Москве план экспедиции, мы предвидели, что можем в последний момент, почти дойдя до Земли Ветлугина, споткнуться о такой вот порожек, ледяной барьер. Именно здесь, в месте наибольшего напора плавучих льдов, они должны быть чрезвычайно уплотнены, спрессованы, образуя неодолимую для корабля преграду. В этом случае нам надлежало прибегнуть к помощи прославленного каюра Тынты Куркина.
Сабиров козырнул мне: «Есть!» — и бойко сбежал по трапу на палубу. Тотчас же все на корабле пришло в движение. Загрохотали лебедки, захлопали дверцы люков, весело залаяли собаки, предвкушая разминку после длительного бездействия. Тынты, широко улыбаясь, помахал мне рукой и по штормтрапу спустился на лед вслед за матросами.
На первые сани уложили автоматический бур, анероид, секстант, компас, портативную аптечку, на вторые — примус, керосин, кухонные принадлежности, палатку, спальные мешки и небольшой запас высококалорийного продовольствия: сало, шоколад, какао, молочный порошок, галеты. Этот запас предполагалось пополнять охотой — вблизи Земли Ветлугина, по нашим сведениям, бродили медведи. Наконец, на третьи сани погрузили портативную рацию. Там были еще теодолит и хронометры в герметически закупоренном ящике, а также сухие батареи небольшого веса и размера. Санная группа уходила с корабля ненадолго,
Сабиров шутил, что участников санной вылазки «поведут на радиоверевочке». Они будут не только поддерживать регулярную связь с ледоколом, но на обратном пути пойдут по радиопеленгу.
Мы рассчитывали, что группа пересечет «белое пятно» несколько раз, пока корабль будет двигаться с плавучими льдами в обход «пятна». Очерченное линией зигзага на карте, оно не очень велико — в самой широкой части своей составляет не более семидесяти километров. Людям, которые отправятся на собаках, понадобится дней пять для того, чтобы пересечь «белое пятно» в различных направлениях, как бы заштриховать его. Они в буквальном смысле слова исколесят это пространство — к передовым санкам прикреплен одометр, прибор для измерения пройденного пути, на вид смахивающий на обыкновенное велосипедное колесо.
После возвращения санной группы предполагалось перебросить на новую Землю зимовщиков. Разборные дома в этих условиях транспортировать, конечно, нельзя. Зимовать пришлось бы в утепленной палатке.
— Текльтон затратил на обход препятствия одиннадцать дней. Времени у нас уйма, — сказал Андрей. — А сойдемся, Леша, с тобой где-нибудь вот здесь…
Мой друг раскрыл планшет и ткнул карандашиком в карту. Сабиров и Тюлин закивали. Я сердито пожал плечами. Они все держались так, словно бы вопрос о том, кому идти, кому оставаться, был решен. Но разве он был уже решен?
К Земле Ветлугина могло отправиться не более трех человек — по числу упряжек. Одним был каюр, вторым — радист, третьим — научный работник. Ни Синицкий, ни Вяхирев, ни тем более Союшкин не претендовали на это место, понимая, что оно по праву принадлежит Андрею.
Со мной было иначе. Мне тоже страстно хотелось отправиться с санной группой. Однако начальник экспедиции в подобных случаях как будто должен оставаться на ледоколе. Это было вполне логично. И все же с этим трудно было примириться.
Старший радист Окладников давал на палубе последние наставления Таратуте. Тот слушал, переминаясь с ноги на ногу, и нетерпеливо поглядывал на меня: скоро ли дам команду к отправлению? Юношу лихорадило от волнения. Вот подвиг, о котором он так долго мечтал! Только бы не упустить, не проворонить счастливую возможность. Таратута, судя по лицу, очень боялся, что его не возьмут. Вдруг в последний миг Алексей Петрович раздумает и прикажет идти с группой не ему, а Окладникову. Но все шло пока хорошо. Окладников стоял рядом, без шапки, в одном свитере: стало быть, провожал. И все же…
Андрей сказал:
— Ну что ж, Алексей Петрович! Почеломкаемся — и в путь!
Он стоял у трапа в полном походном снаряжении: в унтах, с ФЭДом через плечо, похлопывая перчатками одна о другую — только это и выдавало его волнение. Снизу, со льда, раздавался голое Сабирова, который торопил с отправлением.
Вот никогда бы не подумал, что придется стоять так друг против друга, решая, кому идти к Земле Ветлугина, а кому оставаться на борту корабля, потому что в санной группе для нас двоих не будет места!