Архипелаг
Шрифт:
— Чего же ты хочешь? — пожимает плечами он.
— Пиццу.
— Пиццу? С каких это пор ты вдруг полюбила пиццу?
— С анчоусами, пожалуйста.
— Ты даже не знаешь, что такое анчоусы. — Гэвин опускается перед ней на колени. Мухобойку, забыв об обугленных мухах, он теперь держит как настоящую теннисную ракетку: опустив на плечо подобно профессиональному игроку. — И что же такое анчоус?
— Это рыба.
— О, и точно! — Он кивает. Неожиданно правильный ответ. Когда это она успела узнать про анчоусы? Про капитана Немо это понятно, но анчоусы? — Рыба? Ты имеешь в виду, большая, как кит?
— Неееет! — кричит
— Креветки?
Когда она смеется, ее лицо освещается изнутри. Собака стучит хвостом о пол.
— Оушен, извини, у нас нет анчоусов. И креветок нет и никакой другой рыбы. Но ты должна знать, что анчоусы ужасны на вкус.
— А я очень люблю анчоусы, папа.
— Но ты их ни разу не пробовала!
— Нет, пробовала!
— Ладно, открою тебе тайну, сегодня на ужин твои любимые макароны с сыром и… — он с сомнением смотрит на сосиску, лежащую на линолеуме между собачьих лап, — на десерт мороженое с… горошком! Вот какой сюрприз я тебе приготовил. Я не должен был открывать тайну раньше времени. Это очень секретный рецепт. Теперь иди, не мешай мне готовить.
Ха, он ее перехитрил! Маленькое личико выражает недоумение: она не знает, как реагировать. Возможно, он и сходит с ума, но пока еще в состоянии перехитрить шестилетку, отвлечь от возможной истерики.
— Давай иди уже!
Она поворачивается, и он легонько шлепает ее по попке мухобойкой, полной горелых мух. Дочь бредет обратно в спальню, к своему телевизору.
Вода в кастрюле кипит, он разрывает упаковку и, высыпав в кипяток макароны, ждет, пока они размягчатся, помешивает деревянной шумовкой. Потом откидывает на дуршлаг, сливает воду, перекладывает обратно в кастрюлю. Берет пакетик сухого сырного соуса, вытряхивает содержимое на макароны. Пуф! Серая пудра растекается по горячей поверхности, собирается в плотные комки. Он вливает молоко, добавляет шматок масла, размешивает, раздвигает, встряхивает содержимое кастрюли, и постепенно, как по волшебству, густые сгустки превращаются в легкую, воздушную массу, которая даже пахнет сыром. Ужин готов!
Они вдвоем садятся за стол. Он боится начать разговор: никогда не знаешь, куда может завести самая невинная застольная беседа. Анчоусы, дождь… мамочка. Из кастрюли поднимается сырный дух, горячий, усыпляющий. На столе — плошка с тертым сыром, хлеб, масло. Он накладывает немного макарон на тарелку дочери, ее глаза расширяются при виде липкой крахмалистой массы.
— Мм, смотри, как вкусно, — говорит он вполне искренне. Посыпает макароны тертым сыром и подвигает к ней.
Она держит свою вилку наперевес, как трезубец, зачарованно вглядывается в тарелку, глубоко вдыхая сырный запах. Когда-нибудь она так и заснет, упав лицом в свои макароны.
— Мм, как вкусно, — повторяет Гэвин, накладывает себе тройную порцию, бросает сверху пригоршню сыра.
Они ритмично жуют, урча от удовольствия. Оушен с шумом втягивает в рот целую макаронину, затем выдувает ее прямо на стол. Отец не делает ей замечаний; ковыряется в тарелке, то и дело проверяет сердце, жует медленно, стараясь не давать большой воли мыслям.
В особенности ему не хочется думать о работе: завтра понедельник, придется тащиться в офис. Они сидят дома уже двенадцать дней. Двенадцать дней в этих розовых стенах. Завтра наступит тринадцатый. Когда он думает об офисе, в голове становится
— Папа, можно мне пойти полежать?
— Да, детка.
— Ты посмотришь со мной телик?
— Конечно.
Он складывает тарелки в забитую грязной посудой раковину, громко рыгает. Собака сидит, прислонившись к кухонной стене. Он наклоняется, чешет ей за ушами, она прижимает голову к его руке. Чорх, чорх.
— Хорошая девочка.
Она поднимает голову: горбатый римский нос бультерьера с розовым участком, похожим на шелковую балетную туфельку, кончик холодный, мокрый, приятный на ощупь. Так хочется опуститься на пол, обнять свою милую, прижаться к ней. Но он пересиливает себя:
— Пойдем, Сюзи, посмотрим телик.
Собака поднимается, и он гладит ее по спине. Задрав хвост, она топает за ним, запрыгивает на широкую кровать. Втроем они устраивают подобие птичьего гнезда: простыни по кругу сбиты в валики, пахнут грязными ногами и собачьей шерстью. По каналу «Дискавери» показывают крокодилов в местечке Какаду, в Австралии. Глаза Оушен прикованы к экрану. Она лежит поперек его широкой груди, собака пристроилась на ее ногах. Он пытается сфокусироваться на происходящем действии, но голова немедленно тяжелеет. Крокодилы, мутный ручей, смотрящие из-под воды желтые глаза…
Гэвин засыпает мгновенно, не стараясь бороться со сном, он уже привык заканчивать дни именно так: с дочкой, обернутой вокруг него, как полотенце, хотя в глубине души он знает, что все наоборот — это он прижимается к ее телу в поисках защиты.
* * *
В понедельник сотрудники косятся в его сторону, обходят стороной. Как долго они смогут доверять ему? Как долго он сам смог бы доверять себе, если бы оказался на их месте? И что он будет делать, когда его призовут к ответу совет директоров, Стив или владелец компании мистер Грант? Когда они начнут ставить перед ним новые невыполнимые задачи, обсуждать премии и льготы? Он — третье лицо в компании, именно он отвечает за текущее состояние дел. Но третьему номеру всегда можно найти замену.
Они дали ему время прийти в себя. Любопытство, сочувствие, цветы, открытки в почтовом ящике… Он не отвечал. На работе даже легче ни о чем не думать. Закрыв дверь кабинета, он осматривает свои руки. Они покрыты серыми чешуйками отмершей кожи, заляпаны желтыми пятнами антисептика. Новая кожа под струпьями розовая, тоненькая, как папиросная бумага. Конечно, печатать он может, а вот удерживать руль пока сложно. Больно даже зашнуровывать ботинки. Ноги в таком же состоянии: старая кожа сходит пластами. Ничего не поделаешь — псориаз. Он уже все перепробовал: и стероидные кремы, и таблетки, и напичканные химией лекарства, от которых у него выпадают волосы и съеживается член. Он даже сходил к врачу, практикующему альтернативные методы лечения, который подсчитал его «вибрации» на маленьком приборчике. «Ваш энергетический уровень — четыре», — сказал врач и прописал стакан воды по утрам с долькой лимона и чайной ложкой соды, чтобы «раскислить» тело.