Архистратиг Михаил
Шрифт:
Михаил подумал, что это, вероятно, и блестело так на столе в потоке солнечных лучей. Но он не присматривался внимательно к сверкающему предмету.
— Ну? Я жду ответа! — сказал граф, не отрывая взора от лица Михаила. — Куда девалась звезда?
— Да я-то как могу знать это? — спросил Михаил, все более удивляясь странным вопросам.
Губы графа скривились горькой усмешкой.
— Ты и в самом деле не знаешь? Видно, ты вовсе не так прост, как притворяешься... Где звезда? Я хочу знать!
Грозный тон последних слов наконец уяснил парню
— Признайся, парень! — сказал он тихим голосом, который однако был страшен. — Отдай украденное и благодари Создателя, если я отпущу тебя с миром! Слышишь? Отдай назад украденное!
Михаил вздрогнул, словно ему нанесли смертельный удар, но в тот же момент гневно крикнул:
— Я — вор? Я должен...
— Тише! — резко оборвал его Штейнрюк. — Я не желаю шума, не хочу привлекать внимание, но ты не сойдешь с места, пока не сознаешься. Признавайся!
Он схватил юношу за руку, и его пальцы, как стальные тиски, впились в тело Михаила. Однако последний мгновенно освободился от них одним сильным движением и хрипло сказал:
— Оставьте меня! Не смейте еще раз повторить мне это, или...
— Уж не собираешься ли ты угрожать мне? — граф принял его вспышку за проявление крайней наглости. — Берегись! Еще одно слово, и я забуду, что должен щадить тебя!
— Но я — не вор! — пронзительно крикнул Михаил, — и если кто осмелится назвать меня так, того я положу на месте! — и с этими словами он, схватив с ближайшего стола тяжелый серебряный канделябр, замахнулся им над головой графа.
Штейнрюк отступил на шаг, но не из страха перед этой угрозой, а от картины, представившейся ему. Куда девалось бессмысленное, мечтательное выражение лица, куда исчез неуклюжий дурачок-простофиля? Словно раненый лев, стоял перед ним Михаил, готовый броситься на более сильного врага, и глаза Штейнрюка, которые сверкали таким уничтожающим огнем, встретились со взглядом других глаз, таких же темно-синих, как и его собственные, и сверкающих не менее уничтожающим огнем... Нет, трус не мог смотреть так, да и вор тоже...
Вдруг дверь распахнулась — в прихожей послышался шум резких голосов — и на пороге показался лесник, за которым виднелось испуганное лицо камердинера.
— Да ты взбесился, что ли? — крикнул своему питомцу Вольфрам, кидаясь на помощь своему господину и хватая Михаила за плечо.
Но юноша стряхнул его с себя, как стряхивает матерый волк насевшую на него свору, бешено шваркнул канделябром об пол и бросился к двери.
Однако камердинер загородил ему дорогу, крикнув леснику:
— Держите его! Он обокрал его сиятельство!
Вольфрам, собиравшийся схватить своего питомца, в страшном изумлении остановился:
— Михель — вор?!
Из груди Михаила вырвался стон, такой дикий и страдальческий, что Штейнрюк бросился к юноше. Он хотел удержать, остановить его, но было уже слишком поздно: пораженный ударом кулака
* Аллод, или аллодиальная собственность, — свободная, находящаяся в неограниченном распоряжении владельца собственность, в противоположность майорату, собственности, переходящей в порядке наследования к старшему из сыновей или старшему в роду.
Глава 4
Лесник Вольфрам вошел в церковный дом Санкт-Михаэля, где его, должно быть, ждали, так как священник встретил его уже в сенях.
— Ну, Вольфрам, все еще никаких известий?
— Нет, ваше высокопреподобие, парня и след простыл, а вот из замка я вам принес весточку, я как раз оттуда.
Отец Валентин открыл дверь в рабочую комнату и знаком пригласил лесника следовать за ним. Должно быть, весть из замка не казалась ему такой важной, как вопрос, который он повторил с явным беспокойством:
— Значит, Михаил и сегодня не являлся домой?
— Да нет же, ваше высокопреподобие.
— Третий день о нем нет ни слуху, ни духу! Где же его искать? Только бы с ним ничего не случилось!
— Ну, такому все — как с гуся вода, — ответил лесник с грубым смехом. — Бродит где-нибудь вокруг да около и не решается вернуться домой, потому что знает, что его ждет, там. Но когда-нибудь ему все равно придется вернуться, и тогда сохрани его Бог!
— Что вы хотите делать, Вольфрам? Вспомните свое обещание!
— Свое обещание я держал, пока с этим негодяем можно было хоть как-нибудь справляться, но теперь конец! Если он думает, что смеет все швырять и драться, так пусть узнает, что есть человек, который найдет на него управу, и это он будет чувствовать до тех пор, пока у меня будет в силах подниматься рука!
— Вы не тронете Михаила ни единым пальцем, пока я сам не поговорю с ним! — строго сказал священник. — Значит, вы из замка? Ну, нашлась наконец пропажа?
— Как же, еще в тот же день! Маленькая графинюшка захватила блестящую звезду, как игрушку, побежала с ней в свою комнату и в конце концов принесла ее матери. Тогда все объяснилось.
— Значит, все произошло из-за детского баловства! — с горечью сказал отец Валентин. — Такое позорное обвинение без всяких доказательств...
— Но почему же Михель не раскрыл рта и не ответил? Я-то уж сумел бы оправдаться; но Михель, наверное, стоял, как дубина, а когда за него взялись, как следует, он взъерепенился, словно подстреленный медведь. Броситься на его сиятельство! Просто не поверишь этому!.. Но ведь я-то своими глазами видел, как он стоял с подсвечником в руке! А в конце концов мне придется отдуваться из-за этого проклятого парня. Сегодня граф был ужасно немилостив, не сказал мне и пары слов и только велел передать вашему высокопреподобию вот это письмецо. — и с этими словами лесник подал священнику письмо.