Архитектор снов
Шрифт:
Все это было совершенно не ко времени, да и обидно, как всегда, и некому было доверить субботний полив его горшочков. Но Шох вздохнул – у него давно зрели плохие предчувствия и он понимал, что, если его выгонят из этого пыльного и унылого кабинета, его карьере, гортензиям и настурциям наступит конец.
Мадам Шох, как он называл свою крикливую и капризную мамашу, выкидывала из дома все живое, даже фрукты летели в форточку, сопровождаемые криками о том, что они переполнены радиацией, нитритами, пестицидами и аллергенами и опасны для здоровья нежной женщины. Мадам ела лапшу, заваривая ее кипятком, и обожала бульон из кубиков. Шох, как единственное
Когда в понедельник рано утром он дрожащими от нетерпения руками открыл замок на двери своего кабинета и шагнул внутрь, радостная улыбка сползла с его лица. Шох покачнулся и упал на первый попавшийся стул. Страшная картина открылась его глазам. Все его хозяйство было разорено. Треснувшие горшки с истерзанными стеблями и обломанными соцветиями валялись на полу, земля была раскидана по всему кабинету, окно разбито.
Пока Шох безуспешно разбирался, отчего отправлялись на тот свет обитатели савельевской деревни и кто гуляет по этажам пустующего дома, который, кстати, он так и не нашел, здесь разбили окно, проникли внутрь и изуродовали все, что было ему дорого. Оставалось непонятным – кто, зачем и почему? Не было видно ни клочьев собачей или кошачьей шерсти, ни, впрочем, и человеческих следов. Только пара черных перьев осела на подоконнике. Но какая птица могла учинить такое?
Шох закрыл лицо руками. Смотреть на уничтоженные растения было нестерпимо. Почти полчаса он просидел в скорбной позе, оплакивая свое несчастье. Наконец, превозмогая себя, встал и принялся наводить порядок.
Когда после обеда к нему заглянула Валентина из отдела кадров, она не поверила своим глазам. Из кабинета Шоха словно вынесли покойника. Четыре горшка с тяжелоранеными юкками стояли в скорбном карауле у большого мешка с останками товарищей, в кабинете все было убрано, а его хозяин, осунувшийся и бледный, сидел за столом, сжимая в руках бутылку водки. На этот раз это была именно водка, а не вода для полива. Валентина ахнула и вышла вон. Шох, глядя прямо перед собой налитыми кровью глазами, вкрутил между цилиндрами печатной машинки лист бумаги.
«Атчет» крупными буквами набил он на середине листа начало своего карьерного некролога.
На самом деле Шоху было что писать: В деревне Савельево действительно творились странные дела. Но связаны они были не с нечистой или какой-то еще силой, а с самими обитателями. Наверняка они мечтали уладить возникшие здесь проблемы, но еще больше хотели, чтобы те уладились сами собой. Два дня Шох в одиночестве бродил по полям, оврагам и заасфальтированным дорожкам между исполинскими особняками, больше похожими на средневековые крепости, готовые к отражению атаки.
Самой дружелюбной частью неприступных ворот были небольшие кнопки домофонов, но на все звонки отвечали вышколенные горничные, хозяев не подзывали и любезности не выказывали. Председателя Полицейко не было. Он в очередной раз восстанавливал свое безнадежно подорванное постоянными хлопотами здоровье на каких-то далеких островах. Вместо него Шоха приняла мшистая чета его заместителей. Они с подозрением смотрели на следователя, слушали его и все время молчали. С грехом пополам вытянув из них четыре «нет»
Ночевать его пристроили в будке, наскоро сколоченной на месте сгоревшей сторожки. В привидения Шох не верил, духа умершего на этом месте старика не ждал, был полон решимости провести всю ночь, не смыкая глаз, и прочесать все спящие улицы и переулки. Но, едва солнце упало за горизонт, он начал зевать, а когда взошла луна – уже крепко спал, продавив своим пузом хилую раскладушку до пола.
В то время, пока он похрапывал, завернувшись в одеяло, на желтый диск луны внезапно набежали тучи, на краю деревни завыли собаки, а из лесу, распугивая насмерть всех мышей, вылетела огромная сова. Она пересекла линии крыш и опустилась прямо на крышу будки. Расступился туман на берегу озера, в пустом и заколоченном доме внезапно зажегся свет, из трубы поднялся полупрозрачный дым, а в комнатах зазвучали шаги и детский смех…
За все утро Карина обратила внимание на входящих в ее кабинет дважды. Сначала она выслушала подробный и, надо сказать, добросовестный отчет новой сотрудницы финансового отдела, которая проходила испытательный срок. Карина осталась довольна, подписала семь бумаг и сказала девушке: «Вы приняты». Второй раз к ней заглянула Майя.
– Как дела? – спросила она, прошагав через кабинет и рухнув в широкое кресло.
Карина, до этого сидевшая спиной к своему столу и разглядывавшая крыши домов за окном, развернулась в ее сторону.
– Ты бы хоть стучалась иногда, – сказала она сестре. Майя, не скрывая сияющей физиономии и прекрасного настроения, болтала ногой, раскинувшись в кресле.
– У тебя что с телефоном? – поинтересовалась она у сестры. – Не могла до тебя дозвониться. Чуть на море не улетела… А ты где была?
Карина не спешила с ответом и молча смотрела на Майю. Внезапно той стало не по себе. Ей почудилось, что взгляд сестры минует ее, словно незначительную преграду, и скользит куда-то дальше, сквозь стены и воздушные массы…
Ночью, когда они утолили первую страсть, Авельев накинул на себя что-то из одежды, укутал Карину в покрывало, и они вышли на улицу. От выпитого вина у нее слегка шумело в голове, от поцелуев болели губы. Тело горело под тонкой тканью. Над головой черным океаном раскинулось небо. Ветер гнал по нему подсвеченные холодной луной светлые плоские льдины-облака. Обнимая Карину за плечи, Авельев вел ее путаными тропинками через строй шумящих деревьев. Где-то совсем близко, ухая и ударяя крыльями о воздух, пролетела ночная птица, сова…
Время от времени они останавливались, Авельев распахивал покрывало и приникал к блистающему в темноте жемчужным светом телу Карины. Они потратили почти час на прогулку, которая при свете дня заняла бы не больше десяти минут, но, когда они пришли, Карина с удивлением обнаружила, что это тот же дом, который они недавно покинули. Она посмотрела на Авельева. Тот, ничего не объясняя, толкнул небольшую неприметную дверь в стене.
Внутри ночь была плотнее, чем снаружи. Карина передернула плечами, она оглянулась и внезапно поняла, что осталась одна. Авельева нигде не было, по крайней мере, она его не видела, не слышала и не могла до него дотянуться. Она ступила в сторону и остановилась. Здесь было страшно передвигаться, у нее не было ни малейшего представления о размерах помещения, и надежным казался только небольшой островок пола под ногами. Карине захотелось позвать Авельева, но при мысли о том, что ее голос прозвучит в этой тьме, она передумала.