Архив барона Унгерна
Шрифт:
Напиток богов, царей и героев, «эликсир совершенства», сверкая голубовато-бирюзовыми лучами и нагнетая вокруг суровый неприродный аромат, манил и отпугивал одновременно. Где-то под ребрами надсадно захрипело сердце, повторяя: «Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю: о, не давай ты меня на терзание псам мирмидонским!», а остатки рассудка, силясь донести грозный посыл, передали будто телеграфом: "sta viator" [65] . В это же время в правом ухе был слышен посторонний мужской голос, явственно говоривший: "oggi o mai" [66] , а в левом – незнакомый женский, весьма громкий и нетерпеливый: "nur zu, nur zu!" [67] Стараясь не верить никому, Броня на глаз оценил крепость продукта. В этот миг в памяти всплыла кем-то когда-то брошенная фраза: "Fais ce que doit, advienne ce qui pourra" [68] . Почувствовав мимолетное облегчение, Броня зажмурился и немедленно выпил.
65
«Стой
66
«Теперь или никогда!» (ит.).
67
«Ну же, смелее!» (нем.).
68
«Делай, что должен, и будь, что будет» (франц.).
Маргианские хроники
Избранные главы монографии Бальтазара Хундберграбена
Науку следует предоставлять достойным и недостойным; наука сама сумеет позаботиться о себе, чтобы не остаться у недостойного.
6 июля 2001 года по европейским столицам прокатилась волна пышных торжеств, связанных с 80-летием унгерналистики, по выражению Жореса Алферова,
69
Для более полного раскрытия научной проблематики мы публикуем избранные фрагменты из книги Б. Хундберграбена, посвященной истории осмысления творческого наследия Р. Ф. Унгерна за рубежом (Hundbergraben B. Margianian chronicles. – N. Y., Philapater, 2001).
«Самой молодой и перспективной области гуманитарного знания, раскрывающей человеку новые возможности, расширяющей горизонты субъектно-объектных отношений, дающей беспрецедентные примеры научных подвигов и интеллектуального героизма».
Рефреном вторит нобелевскому лауреату и академик Самвел Григорян:
«Унгерналистика позволяет окунуться в мутные воды ушедших эпох и направить взоры к футуристическим туманностям, находясь при этом в настоящем, сидя за рабочим столом».
Обратимся же к столь притягательной теме и станем свидетелями рождения унгерналистики в далеком 1921 году; впрочем, прежде необходимо уточнить, что речь пойдет не о появлении на свет новой науки и ее развитии, а скорее об обретении и утрате некоего предмета, выходящего за рамки конкретной научной дисциплины.
Долгие годы отцом унгерналистики ошибочно считался выдающийся архитектор Альфред Маргенштерн, и лишь недавно, к ужасу его многочисленных потомков-унгерналистов, выяснилось, что первый камень в великое здание новой теории заложил шведский драматург и театральный режиссер Маркус Шлюмбом [70] . Безмолвная атмосфера всеобщего уныния, охватившего клан Маргенштернов, отнюдь не дает повода усомниться в значимости сделанного открытия. Нет нужды приводить многочисленные свидетельства жизнедеятельности Маркуса Шлюмбома, остановимся лишь на одном из эпизодов, наиболее полно характеризующих его личность и его место в искусстве. Как замечает на страницах автобиографии кинорежиссер Ингмар Бергман:
70
Согласно общепризнанной в современной науке концепции, основоположником унгерналистики принято считать доктора Алоиза Моргенштерна, автора первого опубликованного научного труда о Р. Ф. Унгерне (Моргенштерн А., «Гносеологическая экспонента в декартовых координатах майевтических систем. Непредвзятая критика философии барона Унгерна», Севастополь, 1918). Б. Хундберграбен придерживается достаточно спорной позиции, корни которой уходят в ультрареакционную немецкую историографию 30-х годов XX века.
«В стремлении превзойти Стриндберга, Шлюмбом напоминал мне скорее Альфа Шеберга, нежели Бу Видерберга».
Летом 1921 года, в период работы Маркуса Шлюмбома над постановкой «Тартюфа», в его доме поселился молодой человек, пользовавшийся крайним расположением хозяина. Спустя некоторое время он исчез так же таинственно, как и появился, оставив после себя баснословные счета и саквояж с бумагами, помещенный дочерьми режиссера на чердак. Вскоре после провала «Тартюфа», Шлюмбом увлекся пьесой Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным», и не мог не вспомнить о саквояже. Так появился на свет архив сына барона Унгерна, и познание как таковое стало возможным. Совмещая изучение архива с постановкой «Данаид» Софокла, Шлюмбом совершенно спонтанно решил выдать трех своих дочерей замуж за сыновей прибывшего из Египта архитектора Альфреда Маргенштерна. К несчастью, «Данаиды» также не вызвали у публики интереса, и судьба предоставила Шлюмбому возможность заняться «Королем Лиром». Нетрудно предугадать дальнейшую участь архива: он, как и все имущество режиссера, был разделен между молодыми семейными парами, что способствовало погружению унгерналистики в хаос теоретических споров, не прекращающихся и поныне. Зятья Шлюмбома стали родоначальниками первых научных унгерналистических школ и вскоре повели непримиримую междоусобную борьбу, утверждая свое понимание личности Унгерна. Эти столкновения Якоб Маргенштерн объясняет тем, что отдельные части архива не просто противоречили, но опровергали друг друга [71] . Что же касается Маркуса Шлюмбома, то последний и наиболее яркий из его провалов состоялся в 1929 году. Очередной жертвой новатора стала драма Максима Горького «На дне». Впрочем, произведения соцреалистов обладали счастливой, хотя и необъяснимой способностью наносить постановщикам ответные удары. Разоренный бессмысленными тратами и отголосками Великой депрессии, Маркус Шлюмбом влачил жалкое существование, нищенствуя и проклиная Стриндберга. Его след
71
Маргенштерн Я., «Полное собрание триалектических парадоксов барона Унгерна» – Париж: “Philapater”, 2000 (2001). – Т. III, с. 256. О специфике публикаций представителей династии Маргенштернов см. комментарий в разделе «Библиография».
Фатальная предопределенность сопряженная с мифологическими аллюзиями, так некстати вплетенными в полное суровой прозы бытописание XX столетия, сопровождала и трагическую гибель дочерей Маркуса: Аглаи, Герты и Сандры – Розы Шлюмбом– Маргенштерн. Их приданое – таинственный архив – являлось секретом не только для окружавших свадебное торжество пращуров Папарацци, но и для самих юных красавиц. Как было совладать им с искушением – возможностью приобщиться к вековой тайне, ставшей частью семейного предания? Неизвестно, какие секреты были обнаружены их шаловливыми ручками, но очевидно, что увиденное повергло их в шок. Оцепенение, сменившееся депрессией, граничившей с потерей рассудка, подтолкнуло их к непоправимому шагу. Во время совместного свадебного путешествия, осматривая достопримечательности афинского Эрехтейона, сестры покончили с собой, подобно дочерям Кекропа, бросившись с отвесных скал в море.
Перед тем, как продолжить дальнейшее освещение истории архива сына барона Унгерна, тесно переплетенной с историей клана Маргенштернов, стоит несколько слов уделить основателю славной династии Альфреду Маргенштерну. Он был не просто архитектором, изящные постройки которого украшали берега Марны, улицы Ковентри, Эссена и Вердена. В первую очередь Альфред был миссионером-урбанистом, посвятившим свою жизнь и свой талант сизифову труду возведения городов на необжитых пространствах африканского континента.
«Этот высокий, сутулый человек с загорелым лицом появлялся то там, то здесь, и пламенной речью вдохновлял полудиких автохтонов, в единую долю секунды осознававших необходимость городского строительства»,
– вспоминал о Маргенштерне Лео Фробениус.
По мере продвижения в глубины девственного материка, творец Прогресса оставлял за спиной десятки городов, но он также и находил в себе мужество остановиться, обернуться и посмотреть назад. И тогда он видел реальность: суеверный страх вождей племен, диверсии ретроградов, презрение колониальных властей. Альфред Маргенштерн не боялся действительности, он ее преобразовывал. Являясь светочем культуры и интеллекта посреди мрака варварства и безумия вандализма, он давал основанным городам древние, часто римские имена. Так в Африке стали появляться Аргенторатум, Августа Виндекорум, Урбс Клаворум, Акуис Гранум и прочие недоступные нилотским наречиям раритеты. Из маленькой причуды гения вырос нелепый исторический казус: введенный в заблуждение дублированием названий римских городов, академик Фоменко сместил границы древней империи к экватору. Но вернемся к пути Альфреда Маргенштерна, испытавшего трагическую горечь утрат, сравнимую со скорбью Леонардо да Винчи, также видевшим гибель своих шедевров. В 1900 году по личному распоряжению Крюгера войска Трансвааля сожгли Лондиний в Южной Родезии. Затем депутат итальянского парламента от города Рима Марк Порцикато добился от кабинета Джолитти разрушения Карфагена в Эритрее. В 1912 году администрация Фернандо-По, в ответ на «прыжок Пантеры» и разразившийся марокканский кризис, объявила Маргенштерна персоной non grata, а суперинтендант Занзибара, заявив, что не потерпит новой Фашоды, выслал его из страны. Альфред Маргенштерн умер в глубокой старости, утонув при пуске Асуанского водохранилища, затопившего Атлантиду – последнее детище великого урбаниста.
Пока отец укрощал непокорную природу, трое его сыновей находились в центре внимания интеллектуальной и эстетической элиты Старого Света, творя историю унгерналистики. 20-е годы XX века подарили европейской науке три ярких и самобытных унгерналистических школы, основателями которых стали Бенедикт, Вильгельм и Гедеон Маргенштерны. Старший из братьев – Бенедикт, мистик и оккультист, был известен Веймарской республике не только как идеолог партии национал-социалистов, но и как лидер трансцендентального направления унгерналистики. Используя материалы архива, он с легкостью убеждал даже непримиримых оппонентов в божественной природе барона Унгерна [72] . Более того, Бенедикт Маргенштерн настаивал на том, что великий бог войны, коим он мнил Унгерна, простер свою длань и над Третьим рейхом, и что без его благословения не мог появиться на свет и сам партайгеноссе Шикельгрубер [73] .
72
Маргенштерн Б., «Идеал завоевания с помощью Дхармы» – Париж: “Philapater”, 1926 (2001), с. – 102.
73
О пренебрежительном отношении Бенедикта к Гитлеру свидетельствует тот факт, что в быту ученый именовал фюрера не иначе как «Книболо». – Б. Х.
Наличие столь опасных документов в частных руках и явно противоречащие официальной пропаганде воззрения ученого привели его к вынужденной эмиграции и передаче бесценных материалов в личное хранилище Рудольфа Гесса. На этом пути архива и архивариуса расходятся. Как известно, в 1941 году Гесс вместе с архивом пытался высадиться в Великобритании, небезосновательно предполагая выторговать себе жизнь в обмен на документы. Молодой исследователь Юстас Маргенштерн выдвинул гипотезу, согласно которой, в находившейся у Гесса части архива содержалось детальное описание будущих событий Второй мировой войны, что не могло не заинтересовать Черчилля [74] . Впрочем, надеждам Рудольфа Гесса не суждено было воплотиться в жизнь – то ли вследствие ошибки пилота, то ли в результате сознательного саботажа сейф с архивом приземлился в Северном море и был навсегда утрачен. Вероятно, этим объясняется самоубийство Гесса, не пережившего трагедии.
74
Маргенштерн Ю., «Точка отсчета – реальность. Футурологические экзерсисы барона Унгерна» – Париж: “Philapater”, 1998 (2001), с. 513.