Архив пустоты
Шрифт:
Ассистент лишь вздохнул.
«Немедленно» заняло у Томински минут сорок. Он осторожно заглянул в просмотровый зал, спросил:
– Профессор, вы здесь?
Ирвинг поднял голову из-за монитора:
– Алекс, а вы не торопились. Никак пешком добирались?
Томински развёл руками:
– Мы же теперь энергию экономим, темно на улицах. С велосипеда я упасть боялся.
Он зевнул. И попросил вдруг:
– Холодно. Можно, я кофе сделаю?
– Мать честная, Алекс! Я вызвал вас не для того, чтобы вы кофе пили! Идите сюда и посмотрите на эти данные.
Томински двинулся через зал. Почти вся аппаратура – кроме визуализатора, естественно, была
– Скорее же! Как вы медленно ходите! – Гамильтон вскочил, схватил ассистента за руку, подтолкнул к монитору, на котором красовались разноцветные графики. – Ну? Вы видите то же, что и я?
Томински постоял. Затем присел в освободившееся кресло, осторожно коснулся графика пальцами, вызывая столбец исходных данных.
– Это… информационный всплеск при подключении сознания плода. Мы зафиксировали его ещё весной, когда…
– Да, разумеется! Вы смотрите, с чем он коррелирован.
Минут пять Томински молчал, поворачивал графики на экране, растягивал, сдвигал. Потом неуверенно предположил:
– Эпифиз, правильно? Этот сигнал датчики сняли с эпифиза?
Ирвинг удовлетворённо кивнул.
– Да. Эпифиз, шишковидное тело. Я проверил все десять серий. Это не случайное совпадение. Видимо, именно этот орган является индикатором связи человеческого сознания с ноосферой.
Томински пожал плечами.
– Вполне может быть. Недаром ещё Рене Декарт назвал его «седалищем души»…
– Только эзотерики не надо, – отмахнулся Гамильтон. – Десяти серий недостаточно. Нужны ещё объекты. Нужно как-то уговорить Мартина…
Томински с сомнением покачал головой. И вдруг спросил:
– Профессор, если эпифиз – индикатор, то что с ним происходит при отключении сознания?
– Предлагаете кого-нибудь декогерировать? – саркастически осведомился Ирвинг.
– Нет, что вы! Но помните: весной у нас умер один младенец как раз во время обследования? Можно проверить… Я сейчас найду этот архив.
Он развернулся к соседнему монитору, но Гамильтон опередил.
– Я сам! Алекс, посторонитесь! Такой маленький, а так много места занимаете!
Ассистент послушно отодвинулся. И тотчас зазвенел визифон у него на запястье. Томински склонился к экранчику:
– Да, милая, я скоро буду. Не волнуйся. Спи, пожалуйста.
Поднял глаза на Гамильтона, пояснил чуть виновато:
– Это моя Ксения. Беспокоится, не спит.
– Что ещё за Ксения? А, помню, ваша подружка.
– Моя жена.
Они замолчали. Гамильтон просматривал архив, выискивая запись полугодовой давности, Томински сидел рядом, то и дело зевая. В конце концов Ирвинг смилостивился:
– Алекс, сделайте себе крепкий кофе. А не то вы меня проглотите.
Нехитрая процедура заняла у ассистента минут пятнадцать, не меньше. Потом он вернулся, вновь сел рядом с Ирвингом, который уже составлял график корреляции. Отхлебнул источающий ароматный дымок напиток, улыбнулся блаженно.
– Профессор, скажите, что вы думаете о векторах? Я полагаю, что реальность вариативна, все возможные события находятся в нелокальной суперпозиции. Тогда «векторы» – это градиенты на матрице мер сцепленности событий. Они указывают точку пространственно-временного континуума, где событие проявится, станет локальным. В результате эксперимента возникло смещение нашего восприятия. Теперь некоторые люди ощущают этот градиент. Вдобавок могут предвидеть, насколько благоприятны последствия
Он хихикнул. Гамильтон покосился на него.
– И что вы ещё «полагаете»?
– Полагаю, что если наш мозг работает как квантер, то зачем нам приборы для исследования вакуума? Может быть, когда-нибудь люди научатся управлять квантовой сцепленностью единственно своим сознанием. Произвольно выбирать пространство событий и проявляться в нём.
– Алекс, вам не надоело фантазировать? Посмотрите лучше на график.
Две головы – седая и лысая – склонились к монитору.
– Та же картина, – пробормотал Томински. – Значит, и в самом деле, индикатор.
– Да, но в первом случае сигнал с эпифиза опережал, а здесь запаздывает.
– В пределах погрешности… А вот зубец всплеска другой формы. И амплитуда… Это не одиночный кубит, как было при подключении.
Помедлив, он добавил:
– Я уже встречал такое раньше.
Гамильтон быстро повернулся:
– Когда?
– Во время эксперимента с «Ноо-зелёным». Вы как раз вышли из лаборатории, не увидели. Это было похоже на цунами. Вначале – отлив, спад информационных потоков, а потом – зубец, индикаторы зашкалило. И сразу поплыла синяя паутина на визуализаторе.
Гамильтон помолчал, разглядывая ассистента. Быстро отвернулся к экрану.
– Я должен это увидеть!
Всё было так, как рассказал Томински – спад и зубец. И после этого – нулевой уровень везде, за исключением локали Наукограда.
– Всё логично, профессор, – продолжал рассуждать ассистент. – Сознание внешнемирцев погибло, никакого отличия от физической смерти. Видимо, мы не до конца разобрались с природой Ноо. Если «Зелёный» и «Синий» находились в суперпозиции, то, воздействуя на первый, мы неминуемо задели второй. Только непонятно, что спасло Наукоград?
Он бубнил и бубнил, мешая сосредоточиться. Ирвинг пожалел, что вызвал его. Да, нужен был внешний катализатор для мозгового штурма, взгляд со стороны. Но теперь Томински только мешал.
– Алекс, идите-ка домой. Вас – как там её? Ксения? – заждалась.
Томински не заставил себя упрашивать. И едва дверь за ним закрылась, Гамильтон понял: сегодня он увидел нечто важное. Корреляция событий, на первый взгляд не связанных друг с другом, происходящих на различных уровнях реальности – на физическом и информационном. Но, с другой стороны, они очень даже связаны, так как в обоих участвует сознание. На физическом уровне оно является функцией мозга, на информационном – частью ноосферы. С этим неувязки нет, странность в другом. Почему при включении сознания в логический массив используется один кубит информации, а при отключении – сотни? Что на самом деле происходит в этом «архиве пустоты»?