Архив Шамбала
Шрифт:
Ага! Зацепило! Значит, понял так, как надо: его вины в поражении товарищ Троцкий не находит!
Вперед, товарищ Троцкий!
— Вы-то, Яков, солдат революции, вам и следует честно делать свое, солдатское дело, согласны?
И снова Блюмкин кивнул, уже энергично. Понял, что в него продолжают верить!
— Хуже, когда мы, вожди, начинаем терять веру, так как это тоже отступление. Разница только в том, что честные солдаты отступают из-за наших просчетов, а мы, плохие командиры, из-за своей нерешительности,
Троцкий помолчал, демонстрируя внутреннюю борьбу, потом скользнул взглядом по Блюмкину: дескать, можно ли доверять? Показал, что верит и продолжил:
— Если не сказать: из-за трусости, из-за забвения идеалов революции.
Он еще помолчал, чтобы туповатый Яша все успел усвоить — и забил последний гвоздь:
— Я ведь только со своими близкими товарищами так моху говорить.
— Так трудно? — выразил свое полное понимание Блюмкин.
Снова глубокомысленное молчание Вождя. Обозначение глубокого раздумья. И вновь — решимость быть откровенным.
— Многие наши товарищи считают, что после смерти Ильича они смогут его заменить. А этого быть просто не может. Потому что он — гений Революции. Признаюсь, Яков, мы с ним часто спорили, иногда даже до ругани доходили. Нас многое связывало, я понимал его лучше многих, кто сегодня кричит о верности ему. Ильича не надо «трактовать» и «развивать». Его надо «претворять в жизнь», вы-то понимаете?
Теперь уже в кивке Блюмкина мерещился блеск рубящих сабель лихой кавалерийской атаки! Готов товарищ!
— Знаете, кто сотворил наш Октябрь? — Троцкий провоцировал снова.
Если начнет выгадывать, кого назвать первым… Но Яша уже шел нужным путем.
— Товарищ Ленин и вы, Лев Давидович!
— А… Ленин или я, я или Ленин — неважно, несущественно, — Троцкий лениво отмахнулся. — Эти пустые споры оставим потомкам. Скажу честно, Яша, подготовить и провести восстание в Петрограде смог бы в Октябре семнадцатого и простой честный революционер. Такой, например, как вы!
Очаровательный румянец залил все лицо Якова Блюмкина. Он мог бы сделать Революцию?!
— Да-да, — подтвердил Лев Давидович. — Все дело в том, что нам, старым партийцам, удалось главное: поднять людей и освободить их разум от пустых ожиданий.
Он еще раз посмотрел на Блюмкина, будто взвешивал меру доверия, и тот даже подался к нему всем телом: не предам, Лев Давидович, никогда не предам!
— Вам я могу сказать, Яков. Но, как говорится, не для третьих ушей. В свое время Владимир Ильич сильно огорчился, когда эсеры первыми взяли себе прекрасный девиз «В борьбе обретешь ты право свое!». Понимаете мысль Ильича?
— Конечно, Лев Давидович!
— Ну, и прекрасно. А еще Ленин и Революция учат нас, что выводы надо извлекать из каждого поражения. Какие уроки следует извлечь из поражения
Блюмкин задумался. Думал он энергично, и Троцкий понял: ответ у него уже есть. Значит, все идет так, как задумано.
— Не надо, Яков, не сейчас. Не следует, чтобы все видели, как много времени вы у меня проводите. Тем более, теперь, когда я впадаю в немилость у нынешних «руководителей».
Слово «руководителей» дышало таким сарказмом, что у Блюмкина глаза на лоб полезли. Но он взял себя в руки и, похоже, даже проглотил недоумение «вас, создателя Революции?!» — в общем, сдержался.
— Давайте продолжим через пару дней. Сейчас я очень занят. А вы на досуге подумайте, каким образом вам создать такую же гвардию, какую сотворили мы с Ильичом в Петрограде в семнадцатом. Хорошо?
…Встретившись в следующий раз, вождь начал с воспоминаний о том, как «Ильич» отлично организовал подготовку кадров путем партийных школ. Правда, Троцкий предупредил, что деньгами партия тогда была довольно обеспечена, а сейчас, если подобное проделать, придется изворачиваться.
И тут Блюмкин удивил.
— Вы в прошлый раз, Лев Давидович, упоминали эсеров с их лозунгом, и вот что я подумал. Все-таки как ни крути, а роль личности еще никто не отменял, правда?
Он покраснел, и Троцкий понял: вспомнил убийство Мирбаха и сейчас винит себя в бахвальстве. А это недопустимо! Нельзя позволять Якову заниматься самоедством, надо поднимать его мнение о себе всеми способами.
— Вы, Яков, не забывайте, что героев всегда меньше, чем трусливых обывателей. Будь у меня несколько таких людей, как вы, я бы уже давно начал мировую революцию!
Странное дело. Человеку лгут в глаза, а он слушает со смущенным выражением лица, веря и наслаждаясь. Ну, как не пользоваться таким!
— Нет, Лев Давидович, я как раз и говорю о том, что людей можно готовить по-разному.
Помолчал несколько секунд и заговорил!
Слушая долгий, не всегда связный рассказ Блюмкина, Троцкий первые минуты раздумывал: способен ли Яков на такое вранье? Нет, это выше его интеллекта, значит, придумать это Блюмкин не мог. И заучить с чьих-то слов — тоже! Значит — правда? Слишком невероятно для правды!
Выслушав до конца, он решил не оскорблять недоверием, но и не поощрять подобные «сказки». Надумал немного «поучить»:
— Вы от кого эту историю слышали, Яков?
Глаза его смотрели спокойно, но он знал: люди, пытавшиеся его обмануть, цепенели под этим взглядом.
Блюмкин и бровью не повел, ответил, напомнив, что называл имена в самом начале рассказа.
— Постойте, Яков, — будто просыпаясь, выпрямился Троцкий и снова навалился грудью на стол. — Вы хотите сказать, все эти так называемые чудеса возможны на самом деле?