Архив Троцкого (Том 2)

Фельштинский Юрий Георгиевич

частливить их конституцией. Он запрашивает одного болгарского деятеля: "Правда ли, что у вас будет конституция?" Тот отвечает: "Действительно, будет конституция, сиречь, Устав о пресечении".

Рубцовская газета "Степной пахарь" (Рубцовск -- это новый окружной город между Барнаулом и Семипалатинском) напечатала речь Сталина на московском активе215 в несколько выправленной редакции. В "Правде" было напечатано: "Мы должны, товарищи, держать открытым клапан самокритики". В рубцовской же газете напечатано: "Мы должны, товарищи, держать открытым капкан самокритики".

Которая редакция точнее? И что у нас будет: самокритика или 58-я статья, конституция или устав о пресечении? По-моему, очень преждевременно ставить диагноз. Факт таков, что именно после апрельского пленума ЦК, то есть после решений о самокритике, последовали массовые аресты и высылки из Москвы, преимущественно рабочих. Очень показателен случай с Блесковым. В тех вырезках, что я вам посылал, было

письмо слесаря екатеринослав-ского завода им. Петровского Блескова к Затонскому. Письмо не предназначалось для печати, но Затонский направил письмо в редакцию, снабдив лестным, почти восторженным примечанием. Если бы такое примечание (предисловие) дал оппозиционер, ну, тогда понятно: известные пессимисты, маловеры, нытики, паникеры, не видящие светлых сторон, и прочее. Но Затонский, председатель ЦКК КПУ [краины], успешно расправляющийся с оппозицией, собственноручно выдал Блескову аттестат, оценив его письмо как замечательное и подлинное выражение воли и мыслей пролетариата, как крик "изболевшей души" рабочего.

В письме Блескова есть одно место, которое, если его выхватить из письма и комментировать злостно, сближает его формулировку с меньшевистской. Он жалуется, что рабочим не дают выбирать в завком, кого они хотят. При 18 000 рабочих не находят достойного кандидата в председатели] завкома и присылают человека извне (в порядке "продразверстки", выражается Блесков). Из этого сделали меньшевистскую "свободу выборов", кронштадтские "Советы без коммунистов"216 и т. п. "Рабочая газета" в самых резких выражениях обрушилась и на Блескова, и на Затонского. Целая страница газеты была озаглавлена "Против паникерства и нытья". Что нападение это было испирировано из ЦК, я вам тогда же писал. Мое предположение подтвердилось документально. На днях передовица "Правды", разъясняя лозунг самокритики, тоже указывала на письмо Блескова как на образец критики нездоровой, враждебной. Между тем Блесков -- старый рабкор, известный редакциям. Письмо его проникнуто действительно пролетарской болью за творящееся вокруг него. Разве меньшевик стал бы целые страницы заполнять критическими указаниями на разные непорядки и вносить практические предложения? И с чего бы стал он писать лично Затонскому? Наконец, свитетельство Затонского тоже чего

нибудь да стоит. Неужто он разучился отличать злостное меньшевистское нытье от здоровой рабочей критики.

И еще одно. Сразу после помещения письма Блескова о "бумажном бандитизме", который захватывает заводы, ВСНХ Украины созвал совещание -для выяснения, есть ли на заводах указываемый Блесковым "бумажный бандитизм". Совещание признало, что, в общем, указываемое им явление есть в наличности.

А Петровский21', выступая в Харькове на конференции рабкоров218, заявил, что в письме Блескова он не усматривает ничего, кроме... цинизма и хвастовства. Так и сказал. Вот вам образчик монолитности украинского руководства. Затонский признает выражением подлинной воли и мыслей пролетариата. Петровский объявляет цинизмом и хвастовством. А все это читает пролетариат Украины. Читает и размышляет: самокритика или 58-я статья, конституция или устав о пресечении. Я надеялся, что вы не пропустите присланных вырезок с письмом Блескова и ответом "Рабочей газеты". По-моему, это факт огромного политического значения. Не меньшего, чем Смоленское дело.

В качестве старой газетной крысы я читаю чуть не все столичные газеты и кое-какие провинциальные. Если Лева по случаю выросших усов не бросил читать "Комсомольскую правду", он бы извлек оттуда ряд интересных деталей о Смоленском деле. Попросите его просматривать эту газету и рассказывать вам наиболее интересные сообщения.

Что самое важное в Смоленском, как и Артемовском, Сталинском (прошу не смешивать город с "мастером"219) и пр. делах? Не то, что уже сама ЦКК пустила в оборот термин "перерожденчество", хотя и это характерно. Самое важное в том, что нынешняя система руководства и администрирования абсолютно бессильна не только предотвратить, сделать невозможными подобные "случаи", но даже узнавать о них сколько-нибудь своевременно. Едва ли не с Дымовки220 мы начинали узнавать о "дымовках", только благодаря разным случайностям. Убийство, самоубийство, изнасилование и т. п.-- вот казусы, благодаря которым узнают, что в организации не все благополучно. Подумать только: такой густо пролетарский округ, как Артемовский, с 180 000 рабочих и соответственной численности партийной организацией, оказывается неспособным не только устранить перерожденцев, прохвостов, уголовников и пр., но хотя бы поднять перед центром этот вопрос.

На харьковской фабрике "Канатка" обнаружен был факт диктаторства нескольких прохвостов (терминология харьковских газет). Прохвостов сняли, а затем газета объявила, что ячейка фабрики "в общем и целом" здоровая, оппозиции давала единодушный отпор, неукоснительно идет по ленинскому пути.

По поводу признания ячейки здоровой скептически высказался в "Правде" небезызвестный Ф. Ксенофонтов221 (тот, что установил кроме эпох Маркса и Ленина еще эпоху Сталина -- помните исто

рию

с его статьей для "Большевика"). Ксенофонтов резонно спрашивает: как же можно признать ячейку здоровой, если она "непротивленчески" относится к диктаторству кучки прохвостов. Разве ленинизм мирится с непротивленчеством? Притворяющийся наивным или насквозь глупый Ксенофонтов не понимает, что он ходит около самого опасного вопроса. Ярославский в Артемовске тоже заявлял, что организация здорова, только руководили ею отборные прохвосты. Сейчас Яковлев в Смоленске декламирует такие же пошлости.

Кстати, знаете ли вы, кто был секретарем О[кружного] к[оми-тета] в знаменитом г. Сталине? Тот самый Моисеенко, который приобрел печальную известность "перманетными" выкриками с места на XIV съезде партии. Он орал так много, что Зиновьев сказал ему: "Если сложить все ваши "реплики", то получится самая длинная речь". Я помню отвратительную рожу этого субъекта: тип из чайной "Союза русского народа", подрядившийся изъявлять гнев доброго русского народа. Вот этот гусь и руководил Юзовкой, ныне Сталине. ЦК опубликовал ему выговор, запрещение занимать ответственные должности за пьянство, воровство, разврат. После Сталине он секретарствовал еще в Полтаве. Там его и застигло постановление ЦК о сталинской организации (бюро окружкома распущено -- я вам посылал маленькую вырезку). Один сосланный из Полтавы товарищ (ныне находится в Таре с Мураловым) рассказывал, как сей Моисеенко во время дискуссии высоко держал знамя двухсотпроцентного ленинизма. Наши оппозиционеры оказались шляпами. Имея в руках материалы о преступлениях этого вождя, они постеснялись открыть рабочим глаза на порядок, при котором такие типы могут назначаться в руководители партии. Зачем, дескать, припутывать к принципиальной политике такие грязные дела. Чудаки. Затем интересно, что Сталинское дело, то есть дело Моисеенко, уже разбиралось, а Моисеенко управлял Полтавой. Газета с резолюцией ЦК прибыла в Полтаву во время пленума ОК, на котором председательствовал Моисеенко. Делегаты молчком передавали газету друг другу, а стопроцентник продолжал сидеть на председательском месте. Я вас уверяю, дорогой Л. Д., что ни у одного члена пленума не хватило бы революционного мужества сказать сему прохвосту: "Пошел вон, негодяй, тебя ЦК изгоняет с ответственных постов!" Нет, они смирно сидели с "Правдой" в руках и ждали, что будет. Когда, наконец, газета попала и ему на глаза, он, не говоря ни слова, "смылся" с заседания и смылся из Полтавы.

Вот это зрелище, как целый комитет сидит с резолюцией ЦК в руках и слушает разглагольствования уже снятого клейменого негодяя, не смея поднять голоса -- может ли быть что-нибудь убийственнее. Какой Гоголь222, какой Щедрин изобразит это сконцентрированное стопроцентное молчалинство223. И чего же требовать от рядовых членов этой здоровой сталинской (в кавычках и без оных) организации, когда комитетчики, даже с резолюцией в руках

сидят, как загипнотизированные кролики перед удавом. ЦК, мол, далеко, а Моисеенко близко.

Говорить о здоровье организации в таких условиях -- не значит ли уподобиться наивному пациенту, который заявляет доктору: я-то вообще здоров, только нос почему-то провалился?

Ведь в Артемовске, Сталине, Смоленске мы видели форменный паралич многочисленной организации. А Шахтинский процесс. Я с глубоким вниманием читал весь обвинительный акт по делу. Впечатление такое, точно дело происходило в какой-то пустыне. Ни партии, ни профсоюзов, ни Советов, ни РКИ, ни органов ВСНХ -- никаких препятствий. Ведь это жутко. Вспоминается ленинская брошюра "Удержат ли большевики власть"224. Сколько там ставки на каждого рабочего, каждого солдата, каждую работницу в деле строительства советской власти. А тут на одиннадцатом году -- и такая пустыня в Донбассе.

Возвращаюсь к моим размышлениям о системе. Дорогой Л. Д., об этом надо подумать и с точки зрения будущего. Помимо режима сталинизации остается также вопрос о том, насколько государ-ственно-профсоюзно-кооперативно-торгово-партийно-комсо-мольская система обеспечивает возможность видеть что-нибудь сверху.

Вот Смоленск. Во главе всей губернии стояла форменная банда. Снизу ни один рот не открывался для того, чтобы разоблачить банду перед ЦК и ЦКК. Целые тысячи молчаливых укрывателей с партбилетами (злобные обыватели называют в применении к таким деятелям партбилет "хлебной карточкой"). А сверху целые тучи инструкторов и прочих деятелей ездят обследовать, ревизовать, инструктировать Смоленскую губернию -- каждый по своей линии (ВКП, КСМ, ВЦСПС, наркоматы, коопцентры всех видов). Мне кажется, по какой бы линии я ни приехал в город, где управляет спевшаяся и спившаяся банда, о проделках которой вопиют даже камни, я бы учуял, что в губернии -неблагополучно. Если таков губком и ГКК, чего же ждать от хозяйственников, торговых и кооперативных деятелей, соприкасающихся с нэпом. И еще одна печальная странность: во всех этих делах (Артемовск, Сталине, Смоленск, за исключением Шахтинского) никакой роли не сыграло ГПУ. Об этом стоило бы поговорить особо. Итак, инструктирующая, обследующая, ревизующая саранча ничего не видит и ставит подписи под благополучными "в общем и целом" актами.