Архив
Шрифт:
Издалека завыла сирена. За ней вторая, третья, и откуда-то накатил гомон толпы, неразборчивые перешептывания. Как ни старался Антон удержаться за какой-то возникший образ в голове, он соскальзывал. Антон моргал-моргал в ладони да выморгнул его. Мираж соскользнул, исчез, как те утренние сны, и кто-то взял его за запястье и попытался отнять перепачканную кровью руку от лица.
Антон дернулся.
– Спокойно, я врач, я Вам помогу…
Антон стеклянно посмотрел на врача. Тот самый жилистый стареющий мужчина, что хладнокровно вкалывал обезумевшей женщине очередную дозу успокоительного.
– Здрасьте…
– Здравствуйте. – Медик, судя по выражению лица, узнал его.
Антон огляделся: пара машин полицейских, которые уже составляли протоколы и опрашивали свидетелей, несколько «скорых» обслуживали потерпевших, с десяток репортерских автомобилей, налетевшие, как коршуны, на добычу: с антеннами и тарелками на крышах и логотипами федеральных каналов – других-то не осталось – по боковинам. Какие-то безликие девушки уже наговаривали в огромные камеры репортажи о происшествии, кто-то даже в прямом эфире, а другие опрашивали свидетелей.
Он, как мог, отмахивался от этого всего, только никак не получалось. И доктор этот пристал. А на фоне в одну из карет скорой помощи погружали носилки с недвижимым телом. Будущих мертвецов Антон умел вычислять, и этот уже не жилец: остекленевшие глаза, целящиеся в небо, и струйка слюны, сползающая из приоткрытого рта.
– Это кто? – Антон кивнул за плечо врачу, и тот обернулся.
– Водитель такси, тяжело ему пришлось.
«Странно, с чего бы? Удар-то был сзади. Ударился затылком о сиденье, да и все тут, даже подушки не должны были сработать. С девушкой-то все в порядке ведь.»
– Не пристегнут был, здорово в руль впечатался, еще когда девушка тормозила перед мужчиной, а потом затылком, ну и в общем…
– В смысле «девушка тормозила»?
– Это раньше была учебная машина, у переднего пассажира есть педали, инструкторские… Ну, вы поняли, – Антон кивнул. – Вот она чутче следила за дорогой, нежели этот.
Так бывает: если умеешь водить, то, когда едешь с идиотом за рулем, мигом реагируешь вдавленной в пол левой ступней. Инстинктивно.
– Понятно… Вас зовут-то как?
– Владимир. Можно, я Вас осмотрю? – Как зовут Антона, Владимиру было насрать, что в целом, объяснимо: у него таких Антонов за смену уже было и еще будет…
– Валяйте.
Дальше пошли какие-то тесты: ярким фонариком в глаза, потом следить за пальцем влево-вправо, померить пульс на запястье, давление, укол экспресс-анализатора крови, ощупать череп, приговаривая: «Так больно? А так? А вот так?». По-всякому было больно. И нога подвывала.
– Сотрясение и ссадина на лбу, надо перевязать, а так – жить будете. Надо бы рентген сделать, посмотреть, что там. – «Есть ли что-нибудь вообще…» – Как минимум я рекомендовал бы пару дней постельного режима. – Антон хмыкнул: ну да, отпустят его отлежаться, как же.
– Ногу еще посмотрите, вроде растянул или вывихнул. Ходить больно и неудобно.
Пока доктор проводил свои манипуляции с ногой, подошли сотрудники ГИБДД:
– Добрый вечер! –
– Не очень.
– Как дела? – То ли к нему, то ли к доктору обратился старший.
– Жить будет. – «Не смешно». – Сотрясение мозга и вывих, который мы сейчас,.. Оп!.. – Острые раскаленные лезвия впились куда-то в область таза, в опасной близости к самому важному органу, и так же резко пропали; Антон даже не успел вскрикнуть, только судорожно вдохнул, зашипел рассерженно и замычал. – Ну, вот и все, – продолжил доктор, – Теперь позвольте обработать мелкие раны.
Антон выдохнул. Только сейчас он понял, что все это время нога ныла тупой болью. Так часто бывает – привыкаешь к боли, а как ее уберут – чувствуешь пустоту и ностальгию. Раньше было лучше, раньше хотя бы болело. Теперь же – просто пусто. «Боль ползет по проводам…» – откуда-то возникла очередная странная мысль.
– Сигарету? – Полицейский протянул початую пачку.
– Не курю. Вам что надо? – Антон огрызался. Привычка, что ли?
– Мы хотели узнать, что с этим делать. – Полицейский пожал плечами, убрал пачку и кивнул в сторону того сумасшедшего, из-за которого тут толпа пострадавших и труп. Нация кивателей и регулировщиков. И аутистов. Их на дорогах всегда было много, даже до войны.
– А я откуда знаю? Ебнутый он какой-то. Вы лучше водителя маршрутки оформляйте, он по телефону разговаривал.
– По телефону? Ясно, а говорит – тормоза не сработали.
Полицейский достал папку с бумагами, раскрыл, извлек из внутреннего кармана ручку и начал что-то дописывать на какой-то очередной листок, который, пройдя все круги начальства, отправится в архив, если не потеряется по бесконечной дороге из кабинета в кабинет в одном здании.
– Пиздит, – лаконично ответил Антон, пока врач легонько водил по лицу ватным тампоном, смоченном в вонючей и пощипывающей перекиси.
– Ладно, с водителем мы разберемся, – полицейский помялся, пытаясь выглянуть из-за фигуры врача и смотреть на Антона, – Но с этим тоже что-то надо делать…
– А я чего? – Надоело быть самым главным. Нет, не так. Надоело быть тем, на кого скидывают ответственность. Коряво немного, зато правда. Правда в этом мире уже вся – корявая. Зато ложь – стройная и сладкая, льется из всех радио- и теле- приемников бесконечным потоком.
Антон продолжил, разглядывая пуговки и ниточки на халате врача, но разговаривая не с ним. Странное ощущение, непонятное.
– Его врачи осмотрели? – Один из них как раз колдовал над перевязкой на его голове.
– Осмотрели, – полицейский кивнул, как игрушечный бульдог на торпеде в маршрутке, над батареей маленьких икон со всеми выдуманными за века святыми. – Травм нет, но он… Как врач сказал-то?.. – Он обратился к другому, но Антон его прервал, закатывая глаза:
– Ебанутый он. В дурку его.
– Ну, можно и так… Как скажете.
Дежурные уже развернулись и двинулись обратно в гущу событий заполнять еще какие-нибудь бессмысленные бумаги, как вдруг Антон вспомнил два странных, чуждых силуэта в толпе, которые слишком подозрительно наблюдали за произошедшим и за тем невменяемым парнем.