Архив
Шрифт:
— И все же… ты расскажешь наконец, что произошло? — произнесла Зоя, уводя в сторону взгляд. Она перебирала пальцами, и обручальное колечко стучало о стол сухим звуком птичьего клюва.
Брусницын рассказал все, с самого начала. Ровно, бесстрастно, почти без пауз, как хорошо выученный урок. Лишь раз его голос дрогнул, когда вспомнил выражение лица аспирантки.
Зоя, со своей крупной фигурой, которая, казалось, может перетянуть двух таких, как Брусницын, сейчас словно уменьшилась в объеме. Она сидела ссутулившись. И сейчас, с выставленным вперед острым подбородком, ее обычно привлекательное лицо выглядело некрасивым и злым.
— Ну,
— Зачем ты рассказал мне все это? — спросила Зоя, не поднимая глаз.
— Как зачем? — усмехнулся Брусницын. — Ты интересовалась, куда подевались двадцать пять рублей.
Зоя выпрямилась. Встала из-за стола, отбросила носком осколок блюдца.
— Хотел своим откровением унизить меня? Втоптать, отомстить за свою покорность, да?
Брусницын в изумлении раскрыл рот. Такой реакции жены он не ждал…
— Что за чушь?
— Не чушь, Толя! Хотел выглядеть в моих глазах решительным человеком, способным на поступки… Чтобы я знала свое место?
Воистину трудно предопределить логику женского ума. О чем Брусницын немедленно и заявил.
— Врешь! Ты рассчитывал на это, — сильно произнесла Зоя. — Ты поступил подло, Толя. Как последний подонок. Ты добил человека, которого уже и так ошельмовала толпа. Но это не все… Он хотел поставить тебя на свое место, оценил твои способности… Если бы ты искренне был возмущен поступком Гальперина. Или там его сына… Черт с тобой! Но тебя толкнуло другое — не оказаться за бортом. Ты рассудил, что все, чего бы ни коснулся после этой истории Гальперин, — обречено на неудачу. И ринулся на него вместе со всеми. Но у тебя не хватило ловкости. Ты все сделал грубо.
Брусницын уловил в этих фразах жены не порицание поступка, а упрек в неловкости. Это его приободрило.
— Ничего. Научусь! — проговорил Брусницын.
— Нет, ты меня не понял, — перебила Зоя. — Ты… Ты — сукин сын, Толя. Будь я на месте этой аспирантки, я бы тебя стерла в порошок…
Губы Брусницына дрогнули. Неврастеник, он переходил из одного состояния души в противоположное мгновенно. Горло сдавливали спазмы, а веки набухали слезами. Острое лицо Зои выглядело страшнее, чем у той аспирантки. Взгляд ее узких глаз, казалось, полосовал Брусницына…
— Это называется жена, — пролепетал он.
— Сейчас ты поедешь к Гальперину! Бросишься на колени, ясно?! — выкрикивала Зоя. — Именно сейчас! Иначе ты всю жизнь будешь таскать на шее этот камень. И люди от тебя отвернутся. Если ты кого и привлек своим поступком, так это мерзавцев. Ясно?
Зоя смотрела на расплывшееся лицо мужа. На жилку, что пульсировала на широкой залысине, словно пытаясь вырваться из-под кожи, на припухший толстый нос… Она старалась справиться с собой.
— Я понимаю, тебе очень хочется сидеть в кабинете Гальперина, работать, показать, на что ты способен… Но я прошу тебя, Толя, ради Катьки, ради себя, ради меня… Пойди к Гальперину. Сейчас. Немедленно. Придумай, что хочешь… Был в состоянии невменяемости, не давал себе отчета… Не знаю, но пойди.
Зоя ушла к себе, откидывая в сторону случайные осколки блюдца.
Брусницын сидел потухший, с вялыми руками. Судорожно втягивал носом воздух, глотая горьковатые комки, взбрыкивал головой и что-то бормотал. Не зная всего, можно было сравнить его сейчас с обиженным ребенком. Впрочем, в душе он себя таким сейчас и считал. Протяжно вздохнув, Брусницын поплелся в прихожую, натянул плащ, в ворохе тряпья разыскал кепку, нахлобучил и вышел из квартиры.
Он
На цоколе здания кинотеатра под прозрачными козырьками висели телефоны-автоматы. Брусницын подлез под ближайший козырек и снял трубку. Колесникова дома не оказалось, отвечала тетка. Обычно ее голос раздражал Брусницына. На этот раз тетка разговаривала мягко, почти доброжелательно.
Брусницын повесил трубку и вновь отправился вышагивать вокруг дома… Нет, ни с кем он советоваться не станет. Ни с Колесниковым, ни с Зоей, ни с богом, ни с дьяволом, он сам себе голова, его час. Он изложил Зое факты, но не смог передать глубины состояния, толкнувшего его на этот поступок, — подобное передать нельзя, подобное надо прочувствовать, пережить, во всей сложности. И если уж он вступил на этот путь, надо идти до конца, не оглядываясь и не советуясь. Он больше ничего не станет рассказывать Зое…
Брусницын вернулся домой. Спит Зоя или нет? Мягко ступая, он прошел в спальню. Тихие носовые звуки ритмично делились паузами. Спит, приободрился Брусницын. Если сон сморил Зою, значит, не так уж она и переживала все… А… Конечно, все это так обыкновенно, так понятно. Брусницын прошел в комнату и тут неловким движением задел телефонный шнур. Аппарат свалился с невероятным грохотом. Брусницын замер.
Зоя продолжала спать.
Брусницын забрался в кресло, включил торшер. Поставил на колени пораненный телефон. Хотя бы кто-нибудь позвонил, чтобы убедиться в исправности механизма. Просидел полчаса, никаких звонков. Брусницын вновь накрутил номер телефона Колесникова. И опять нарвался на тетку. Видно, та уже набралась — слова расплывались, мешали друг другу. Тетка ответила, что Колесников спит и будить его она не станет. Просить Женькину тетку перезвонить ему, чтобы проверить состояние аппарата, Брусницын не отважился… «Это ж надо, — тоскливо думал Брусницын. — Некого попросить о такой чепухе. Зойка нашла бы десяток подруг, а я? Нет, надо жить иначе, иначе. Сорок лет, а как в пустоту. Сплошные чужие судьбы, документы, архивные записи. А собственная жизнь?!»
И когда раздался телефонный звонок, Брусницыну показалось, что он ослышался, поднял трубку лишь на третьем или четвертом сигнале. Голос в трубке звучал хрипловато, простуженно. Как всякий простуженный голос, он мог принадлежать как мужчине, так и женщине…
— Анатолий Семенович? Извините, — произнесли в трубке без особого смущения. — Я уже звонил, но было занято, и решил, что вы еще не спите.
— У меня аппарат упал, пришлось латать, — ответил Брусницын. — Простите, с кем я разговариваю?
— Ну, брат… Не годится своих не узнавать, — без обиды укорил голос. — Хомяков я, Ефим Степанович.
Брусницын мучительно вспоминал, кто такой этот Хомяков?
— Не вспомнили? А еще сотрудники… Вместе на собрании, в президиуме, стояли… Ну, тот, что у Варга-сова с вами познакомился…
— Ах, вот вы кто, — опешил Брусницын. — Я как-то сразу и… Слушаю вас, Ефим Степанович, — без энтузиазма добавил Брусницын.
— Ну, вы дали там… Эффектно, что ни говори. Я даже позавидовал. Правильно, брат. Так им и надо.