Архивраг. Дилогия
Шрифт:
— Слушай меня ты, гнида шелудивая! — заорал майор прямо Виктору в лицо, обдав того концентрированным запахом крепкого табака. — Думаешь это всё шутки, паскуда?! Да я сейчас прикажу и из тебя вышибут всё твоё веселье!
Майор прищурился и, хитро посмотрел в глаза Говорову:— Только на этот раз тебе отобьют всё, кроме языка, чтобы ты говорить мог и пальцев правой руки, чтобы мог писать, — произнёс он, угрожающе понизив голос.
Арестант отвернул голову в сторону, словно сказанное не было адресовано ему. Это буквально взбесило следователя и он, схватив заключенного за майку, стал пуще прежнего надрывать глотку:
— Так ты будешь говорить, мразь?!!
Неожиданно
В комнату вошел высокий крупный мужчина лет пятидесяти, с короткими аккуратно подстриженными волосами, которых уже успела коснуться благородная седина и умным, внимательным взглядом. При виде его следователь выровнялся по стойке «смирно».
— Здравия желаю, товарищ полковник! — бодрым голосом отрапортовал он.
— Ну, здравствуй, Замятин, — приятным баритоном ответил седовласый полковник, высматривая глазами, куда бы сесть. — Смотрю, твои методы ведения следствия так и не изменились за все прошедшие годы?
— Так я же это, э-э…стараюсь как лучше… — промямлил майор.
— Так-то оно так, да подход к людям у тебя не правильный. Не уважаешь ты их, словно перед тобой не человек сидит, а гора мусора, — офицер достал из угла старенький стул и, поставив поближе к Говорову, уселся на него.
— Но они и есть мусор, — неуверенно пробормотал Замятин, всё ещё вытянувшись перед полковником.
— Вот! Вот, о чём я тебе и твержу, — полковник покачал пальцем в сторону следователя. — Ты что думаешь, они в Зону от хорошей жизни лезут? Или им нравится получать радиационный загар, а потом помирать на больничной койке?
Он пристально посмотрел на майора.— Да ты хоть раз видел последствия лучевой болезни или кроме этой будки больше негде не бываешь?
Замятин оторопел. Он совершенно не ожидал, что с ним сейчас будут обходиться подобным образом, да еще на глазах этого сталкера, которого, как и ему подобных, он считал отребьем. Будучи типичным винтиком в системе, у него выработалась присущая таким как он черта выслуживаться, часто граничившая с карьеризмом. Поэтому всякая попытка обвинения в свой адрес, где ему указывали на неправильные действия с его стороны воспринималась им как нечто странное и даже возмутительное, ведь многие другие выполняют свою работу именно подобным образом. За всю свою сознательную жизнь Замятин ни разу не задумывался, а стоит действовать подобным образом только потому что некоторые из его коллег поступали именно так? Все они не брезговали грязными методами, часто не утруждая себя кропотливой работой следователя и просто сплавляли на ходоков все мыслимые преступления. За это начальство их хвалило и ратовало за высокую «раскрываемость» преступлений, связанных с незаконным пребыванием в Зоне, однако численность нелегалов загадочным образом не убывала, а только росла. Само собой подобная «мелочь» Замятина не интересовала и он продолжал вести допросы теми методами, которые ему казались наиболее приемлемыми с точки зрения достижения конечного результата. Причем, тот факт, что методы допроса выходили далеко за пределы дозволенного, его совершенно не беспокоил, ведь находясь в таком окружении, подобное поведение и откровенное превышение служебных полномочий для него казались естественными устоями. Поэтому сейчас он надулся и покраснел, но выдать свое возмущение, не посмел.
— Не хотите ли вы сказать, что считаете этих банд… — начал, было, он, медленно подбирая слова, однако полковник оборвал его.
— Я хочу сказать, — с нажимом произнес мужчина, — они — такие же люди, как и мы. Кроме того, я надеюсь, вы ещё не забыли о таком, понятии, как презумпция невиновности? — полковник продолжал сверлить его своим взглядом.
Почувствовав, что у Замятина сейчас пойдет пар из ушей
— И не забудьте снять наручники с молодого человека, они ему ни к чему, — добавил он.
Нехотя достав ключ и отстегнув «браслеты» с заключенного, следователь выдавил из себя «разрешите идти» и грозовой тучей покинул кабинет, нарочито сильно хлопнув за собой дверью. Говоров, не без интереса наблюдавший за устроенной сценой, принялся растирать затёкшие руки, на которых остались следы от наручников. Полковник чуть пододвинулся вперёд, и поудобней усевшись, посмотрел на Говорова. В его взгляде не было чего-то враждебного, ушлого или презрительного — то есть всего того, к чему сталкер привык за последние три года. Напротив, гладко выбритое лицо офицера с мужественным подбородком располагало к себе, а в самом человеке чувствовалась немалая внутренняя сила. Возможно, именно она заставила Виктора сидеть на месте и не пытаться в бесплодных попытках бежать или сделать ещё какой необдуманный шаг, повлекший бы за собой самые серьезные последствия. Он понял, что это не тот метод допроса, который в фильмах часто называют «плохой и хороший полицейский», когда после злобного следователя приходил «добрый» и, после чередования, допрашиваемый мог сломаться, выдавая всю необходимую информацию. Нет, он сразу понял, что всё происходящее не блеф и сидящий перед ним человек не сволочь, которых так полон этот лагерь и мир в целом.
— Вы мне не доверяете, Виктор? — спросил полковник, внимательно смотря в лицо собеседнику. Помолчав несколько секунд, Говоров дал ответ:
— А с чего бы это вдруг? Вы — скорее всего, очередной «следак», который будет добиваться от меня того же, что и все предыдущее. Какое уж тут доверие.
Сталкер излучал недоверие.— Признаться, другого ответа я и не ожидал. Доверие надо заслужить, а это не так просто, — задумчиво произнес полковник. — Тогда начнем с простого. Раз уж я знаю кто вы, то теперь моя очередь представиться. Я — Селезнёв Николай Федорович.
— И чем же я вам могу помочь, Николай Фёдорович? — язвительно произнёс Говоров.
Полковник, улыбнулся.— Понимаю ваш сарказм, Виктор, но вопрос заключается не только в этом. Еще его смысл и в том, чем я могу помочь вам?
— Ага, отпустите на все четыре стороны и откроете на круглую сумму счёт в банке, — саркастически произнес сталкер.
Однако попытка вывести из себя полковника оказалась равнозначна попытке сдвинуть своими силами десятитонную глыбу. Ответ Говорова абсолютно не смутил его и он, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Счет? Вполне возможно. Всё зависит от вас, — Селезнёв откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Кроме того, надеюсь, вы заметили, что вам угрожает перспектива просидеть следующие четверть века в месте, не сильно отличающимся от того, где вы провели последние пять дней. Согласитесь, перспектива весьма не радужная.
В голове Говорова закружился целый водоворот мыслей, в котором одни сменялись другими. «Кто же вы такой, Николай Фёдорович, — думал он, — если можете вот так просто отодвинуть от меня столь серьёзное наказание? А может вы мне мозги пудрите и просто ходите узнать от меня кое-что за сомнительное обещание помочь не сесть за решётку?» Видимо, прочитав оставшееся недоверие на лице у Говорова, полковник переместился, сев на край стола, и достал из нагрудного кармана своего мундира красную корочку. Раскрыв, он поднес ее Виктору так, чтобы тот мог прочесть содержание. Внимательно осмотрев, Виктор отдвинулся назад, явно осмысливая полученную информацию.