Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— И целятся они в меня?
— Говорят, человек познается по его врагам, Дрезден. — Он улыбнулся, но смех, угадывавшийся в его словах, так и не прорвался на поверхность. — Вы дерзите существам, которым не составило бы особого труда заставить вас замолчать. Вы сопротивляетесь неодолимым силам по той простой причине, что не считаете их неодолимыми. Вы не склоняете головы ни перед демонами, ни перед ангелами, и вы становитесь на пути у зла, чтобы защитить тех, кто не способен защититься сам. — Он медленно кивнул. — Кажется, вы мне нравитесь.
Я выгнул бровь и несколько секунд молча смотрел на него.
— Раз
Ваддерунг задумчиво побарабанил пальцами по губам.
— Боюсь, в этом я вас разочарую. Я… не тот, каким был прежде. Дети мои рассеялись по свету. Большинство их забыли наше предназначение. Когда отступили ётуны… — Он покачал головой. — Вам важно понять, что в этом сражении вам противостоят существа вроде меня.
Я нахмурился:
— Вы имеете в виду… богов?
— По большей части вышедших на пенсию, — уточнил Ваддерунг. — Когда-то им поклонялись целые цивилизации. Теперь их чтут десятки людей, а сила их крови распылена на тысячи отпрысков. Но у Повелителей Внешней Ночи даже остатков этой силы достаточно, чтобы они оказались вам не по зубам.
— Это мне уже говорили, не раз, — заметил я.
Ваддерунг только покосился на меня.
— Позвольте мне помочь вам понять, — произнес он.
И сила сотни кузнечных молотов опрокинула меня со стула на пол.
Я оказался лежащим на спине, задыхаясь как выдернутая из воды рыба. Я пытался пошевелиться, встать, но даже руку от пола не мог оторвать. Я напряг волю, надеясь с ее помощью оградить себя хотя бы от части этой энергии, и…
…и воля моя вдруг столкнулась лоб в лоб с другой. Сила, удерживавшая меня, исходила не от земной магии, как я полагал. Это была простая, голая, грубая воля Донара Ваддерунга, Отца Грома, Отца и Повелителя Асов. Это воля Отца Одина пришпилила меня к нержавеющему полу, и я мог сопротивляться этому не более, чем букашка — опускающейся на нее подошве башмака.
И стоило мне осознать это, как сила исчезла, словно ее и не было. Я лежал на полу, глотая воздух.
— В моих силах убить тебя, юный чародей, — негромко произнес Ваддерунг. — Я мог бы желать твоей смерти. Особенно здесь, в Мидгарде, средоточии моей мощи. — Он встал, обошел стол и протянул мне руку. Я принял ее. Он с легкостью поднял меня на ноги. — Ты окажешься в средоточии их мощи. Их будет дюжина, и каждый почти так же силен, как я. — Он на мгновение положил руку мне на плечо. — Ты упрям, умен и — время от времени — удачлив. Все эти свойства бесценны в сражениях вроде того, что ведешь ты. Но против таких сил тебе не помогут и они. Даже если тебе повезет, и ты сможешь бросить королю Красных вызов в Чичен-Ице, тебя сокрушат так, как это произошло минуту назад. Ты ничего не сможешь поделать, только смотреть, как погибает твоя дочь.
Он смолк и некоторое время просто глядел на меня. Потом дверь кабинета отворилась, и в нее просунула голову одна из секретарш.
— Сэр, — сказала она. — У вас ленч через пять минут.
— Разумеется, — кивнул Ваддерунг. — Спасибо, М.
Она кивнула в ответ и исчезла, закрыв дверь.
Ваддерунг снова повернулся ко мне. В дверь вошла Гард с накрытым подносом. Она поставила его на стальной стол и отступила на шаг назад.
— Вы бросаете вызов судьбе, Дрезден, —
— Скажите, а я не могу обменять ваше уважение на… дайте подумать… полдюжины валькирий, вашу секретаршу и пару взводов павших героев?
Ваддерунг снова расхохотался. Хороший у него был смех — сердечный; должно быть, так мог бы смеяться Санта-Клаус в молодости, когда он еще гонял футбольный мяч.
— Боюсь, я не в состоянии обойтись без своих секретарш. — Он посерьезнел. — Что же до остальных, то они… в средоточии сил Красных от них будет немного толку. — Он покачал головой. — Нравится это вам или нет, это дела смертных. И улаживать их должны тоже смертные.
— То есть вы мне не поможете, — тихо произнес я.
Он подошел к стальному шкафу, отворил дверь и снял с вешалки пальто. Застегнув пуговицы, он еще раз подошел ко мне.
— Молодой человек, я играю в эту игру уже очень, очень долго. Как знать, может, я уже дал вам именно то, в чем вы нуждались сильнее всего?
Ваддерунг снял крышку с подноса, радушно кивнул мне и вышел.
Я посмотрел на поднос. С чашки чая поднимался пар, рядом лежало три пустых пакетика из-под сахара. Чай благоухал мятой. Мой любимый. Рядом с чашкой лежали на блюдце два пончика, щедро посыпанные сахарной пудрой, без каких-либо других съедобных украшений.
Подняв взгляд, я успел еще заметить, как Ваддерунг в сопровождении секретарш подошел к стене, а потом все трое просто исчезли. Должно быть, в Небывальщину.
— Ну? — спросила Гард. — Готовы идти?
— Минуточку, — отозвался я.
Я сел за стол, медленно, задумчиво выпил чай и съел пончики.
Глава двадцать вторая
Мне просто необходимо было поспать. Мы с Молли вернулись ко мне домой часов в одиннадцать утра. Стоило нам выбраться из машины, как по лестнице к нам выбежал Мыш; увидев нас, он тут же отбросил суровость и принялся вилять хвостом и оживленно обнюхивать обоих. Поэтому спускался я в квартиру, ничего не опасаясь. Мыш спокоен — значит, все в порядке.
Сьюзен с Мартином никуда не уходили; оба занимались делом, равно как и Мистер, приглядывавший за всем со своего наблюдательного поста на самой высокой из моих книжных полок. Сьюзен выбила ковры, устилавшие всю мою маленькую гостиную, и теперь раскатывала их по местам — возможно, не совсем в том порядке, в котором они лежали прежде. Без видимого усилия, двумя пальцами она подняла край дивана, чтобы подсунуть под него угол ковра.
Мартин расставлял книги на полках в алфавитном порядке. Вообще-то за такое святотатство иной и матери родной не пожалеет.
Насколько мог, я подавил естественное возмущение и постарался убедить себя в том, что они хотели как лучше.
— Удача, — сообщила мне Сьюзен. — Ну, по крайней мере частичная. Наши люди вычислили, кто проследил нас до этого места.
— Угу, — кивнул я. — И кто же?
— Ээбы, — ответила она.
Тут в комнату спустилась Молли и остановилась, нахмурившись при виде происходящего. Ну, конечно, после визита ФБР и копов в моей квартире царил некоторый беспорядок, и все же. Должно быть, Молли привыкла к моей берлоге не меньше моего.