Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15

Батчер Джим

— Знаете, за год до того у нас была самая высокая смертность новорожденных по стране. В среднем один случай за десять дней. Никто не мог объяснить этого.

— Этого я не знал, — признался я.

— С тех пор, как вас арестовали здесь, не потеряли еще ни одного, — сказал он и повернулся ко мне. — Вы что-то такое сделали.

— Угу. Истории с привидениями любите?

Он с шумом выдохнул через нос.

— Терпеть не могу всякого такого вздора, чувак. Зачем вам нужно, чтобы я рассказал, что видел?

— Затем, что это может помочь мне уберечь других людей от беды.

Он

угрюмо кивнул.

— Ладно, — буркнул он, помолчав. — Но я рассказываю это в первый и последний раз, ясно? Я не собираюсь повторять этого еще. Ни вам, ни кому другому. Единственное, почему я делаю это сейчас — это потому, что вы помогли тем младенцам.

Я кивнул.

Он присел на край каталки.

— Мы получили вызов около полуночи. Поехали в Уэккер. Копы приехали туда раньше нас. Обнаружили этого парня на улице, дырявого как решето. Два попадания в грудь и одно в брюшную полость. Он истекал кровью.

Я кивнул, не перебивая его.

— Мы попытались стабилизировать состояние. Но толку от этого было немного. Мы с Симмонсом оба это понимали. Но мы пытались, честно. Такая у нас работа, понимаете? Он находился в сознании. Стонал, кричал. Умолял нас не дать ему помереть. Говорил, что у него дочь маленькая.

— Что случилось?

— Он умер, — устало произнес Ламар. — Этого дела я навидался. И здесь, в городе. И на войне, когда я служил. Там уж научишься узнать смерть, когда она стучится, — он нервно потер руки — неожиданно изящные для такого размера. — Мы пытались — прямой массаж, адреналин — но сердце остановилось. Тут все и случилось.

— Продолжайте.

— Эта женщина подошла. Не знаю, откуда она взялась. Мы просто подняли головы, а она стоит перед нами и сверху вниз на нас смотрит.

Я подался вперед.

— Как она выглядела?

— Не знаю, — признался Ламар. — На ней был… ну, вроде как костюм такой, да? Вроде как на карнавал одевают. Длинный черный плащ вроде рясы, а на голове капюшон. Лица и не разглядеть, только подбородок и шею. Но она была белая, точно.

— Что вы сделали?

— Я решил, что она из психов. Их в это время года хватает. А может, на маскарад собралась. Черт, Хэллоуин ведь на носу. А она посмотрела на меня и сказала отойти и не мешать, пока она ему помогает.

Много ли женщин в черных плащах с капюшонами разгуливало по городу минувшей ночью? Кумори. Должно быть, это случилось за сорок пять минут или час до того, как я увидел ее перед лавкой Бока.

Ламар вгляделся в мое лицо.

— Вы ее знаете, — сказал он.

— Не лично. Но знаю. И что она делала?

Лицо его сделалось еще более отрешенным.

— Она опустилась рядом с ним на колени. Типа, рядом с носилками. А потом нагнулась — так, что этот ее плащ, и капюшон закрыли их обоих. То есть, я не видел, что она там с ним делает, — он облизнул пересохшие губы. — И сделалось холодно. То есть, так холодно, что все кругом обледенело — тротуар, и носилки, и машина наша. Богом клянусь, так оно и было.

— Я вам верю, — кивнул я.

— А потом раненый вдруг начал кашлять. Пытался стонать. То есть, я хочу сказать, раны его не делись никуда, но… не знаю, как и сказать… Он снова

жил и держался, — лицо его вдруг болезненно скривилось. — Ему было больно, но он был жив, и состояние не ухудшалось больше. Словно… словно ему не позволили умереть. Вот так. А потом женщина встала. Она сказала нам, что у нас меньше часа на то, чтобы его спасти. И исчезла. То есть, стояла, а потом — фьють! — и исчезла. Словно она мне привиделась.

Я покачал головой.

— А что потом?

— Мы привезли его сюда. Врачи залатали его и сделали переливание крови. Примерно через час он потерял сознание. Но жив.

Ламар помолчал немного.

— Этого не могло быть, — произнес он наконец. — Я видел, как люди выкарабкивались после всяких гадостей. Но не таких. Ему положено было умереть. Все, что мне известно, подтверждает это. Но он жив.

— Случаются иногда чудеса, — негромко заметил я.

Он поежился.

— Это не чудо. Никакого хора ангелов, ничего такого. Мне единственно хотелось, убраться оттуда, хоть ползком, — он тряхнул головой. — Мне даже вспоминать про это не хочется.

— А ваш напарник? — спросил я.

— Напился до бесчувствия, не прошло и двадцати минут после окончания дежурства. Валяется под столом. Черт, единственное, почему я не последовал его примеру — это потому, что мне еще инструктаж новичкам проводить, — он посмотрел на меня. — Ну что, сильно я вам помог?

— Возможно, — кивнул я. — Спасибо.

— Не за что.

— Чего собираетесь делать теперь? — поинтересовался я.

— Пойду найду и себе стол, — Ламар встал. — Удачи, приятель.

— Спасибо.

Здоровяк ушел, а думал о том, что он рассказал — и получая рецепты, и заполняя последние анкеты. Потом купил в больничной аптеке прописанные лекарства, вызвал такси и попросил отвезти меня к Майку — забрать Голубого Жучка.

Я сидел на заднем сидении, прикрыв глаза, и обдумывал все, что узнал. Кумори спасла жизнь раненному в перестрелке. Если все, что рассказал Ламар, верно, это означало, что для этого она отклонилась от намеченного пути. Что бы она ни проделала с раненым, это наверняка потребовало от нее огромных усилий — потому и след на тротуаре показался мне таким интенсивным. Этим, возможно, и объяснялось то, что Кумори очень мало участвовала в моих разборках с Коулом. Я ожидал, что она окажется почти такой же сильной, как ее спутник, но когда она попыталась забрать у меня книгу, мне хватило собственной физической силы, чтобы противостоять ей.

Однако же в городе действовала ассоциация выпускников Кеммлера, затеявшая здесь какое-то опасное состязание. Почему Кумори потратила часть своих сил на спасение незнакомца вместо того, чтобы сохранить ее для борьбы с другими некромантами? Или жертва перестрелки играет ту или иную существенную роль в ее планах?

Что-то тут не сходилось. Раненый был обыкновенным уличным громилой — и в любом случае вряд ли мог оказаться ей полезным, лежа на больничной койке в реанимации.

Приходилось принимать в расчет и вероятность того, что она просто пыталась совершить добро: использовать свою энергию для спасения оказавшегося в отчаянном положении человека.