Архивы Помпеи
Шрифт:
«Н-да, ничего себе», — размышлял я, пригорюнившись, но даже после всего этого любопытство не покинуло меня.
Я раздобыл новый научно-фантастический роман. В нем речь шла о городе, да не о каком-нибудь, а парящем в мировом пространстве, словно воздушный шар. Но радость горожан длилась недолго. В один прекрасный день город начал падать — выяснилось, что в расчеты математиков вкралась ошибка: они поставили не туда, куда надо, запятую или что-то в этом роде… В последний момент жители космического города спаслись от гибели. Радость их, однако, длилась недолго их подстерегала опасность перейти в жидкое состояние. Но им удалось
После десятого научно-фантастического романа я с удивлением ощутил, что оптимизма у меня поубавилось. Я часто вздыхал и безмолвно сидел, уставившись прямо перед собой…
Меня не развеселила даже история, где герой распадался на клетки, но потом его быстро собирали, чтобы он воспрепятствовал катастрофе: дело в том, что Луна стала приближаться к Земле…
Теперь я уже не читаю научно-фантастических историй. Лучше подожду две-три сотни лет, чтобы собственными глазами убедиться, как сложится судьба мира, каким он будет.
Однако кое-чему эти романы меня все-таки научили. Научили ценить настоящее.
Кем бы я хотел быть?
Скажу. Я хотел бы быть дельфином.
Если бы я еще раз начал жить, я стал бы дельфином. Веселым, игривым дельфином и жил бы, как рыба в воде.
В последнее время я то и дело читаю, как умны дельфины. Какая-то женщина-ученая из Калифорнии долгое время находилась вместе с одним дельфином в бассейне. и была от него в восторге: какой он сообразительный, милый, привязчивый, лукавый и всегда в хорошем настроении, иногда даже хохочет. Потом я прочел, как стадо дельфинов спасло упавшего в воду матроса. Они подняли его на спину и поплыли с ним к берегу, не давая погрузиться в воду, и до тех пор трудились, пока не выбросили его на берег. По мнению некоторых ученых, они даже говорить могут, если приняться за их обучение с должным терпением и знанием дела. Мозг их очень развит и походит на наш.
Господи, как здорово было бы стать дельфином! Целый день я знай себе плавал бы в воде и играл. А наскучило бы в воде, присел на край бассейна в картишки сыграть либо в шахматы, и тогда про меня сказали бы: у него характер игрока. В мой холостяцкий бассейн приходили бы разные смелые и любопытные женщины-ученые, чтобы изучать меня. Я всегда был бы рядом с ними, рассказывал бы им анекдоты и временами говорил бы: «Ах, профессор, у вас восхитительные глаза!» Или, например: «Дорогая, у вас потрясающая фигура!» И тогда они писали бы обо мне труды, в которых разъясняли бы, как я смышлен, мил, вежлив, лукав, весел, и вдобавок у меня прекрасный вкус.
Хотел бы я быть дельфином, потому что на дельфинов люди обращают внимание. Может, потому, что чувствуют: дельфины, у которых мозг организован точно так же, как у нас. наблюдают за людьми.
Есть в дельфинах что-то человеческое, что-то поразительно человеческое, пишут о них ученые с почтительным любопытством.
Если бы я был дельфином, и. скажем, сердитым и вспыльчивым, про меня говорили бы: погляди на этого дельфина в очках, до чего похож на человека! Если бы я влюбленно плавал вокруг какой-нибудь
В один прекрасный день, выпрыгнув из воды, я прочел бы несколько юморесок, и зрители совершенно определенно сказали бы: как человечны его произведения! И смеялись и плакали бы над ними, а может, немного и призадумались бы, потому что люди тоже могут размышлять: мозг их устроен наподобие дельфиньего.
В то время, как я писал это маленькое эссе, жена успела прочесть его, заглядывая через мое плечо, и насмешливо спросила:
— Значит, ты хотел бы быть дельфином?
— Да, дельфином.
— Ты и плавать-то не умеешь, — презрительно сказала она, — Нечего сказать, хорошенький дельфин из тебя бы вышел…
Если бы я был дельфином, не умеющим плавать, люди бы говорили обо мне: погляди, этот дельфин плавать не умеет. Как это по-человечески, правда?
Убийца возвращается
В десять утра раздался звонок: на улице Кюльшо-Ло произошло убийство. Через пять минут мы были уже на месте и взламывали дверь. Труп лежал на полу.
— Это я звонил вам, — сказал он. — Надоело. Третий день валяюсь здесь мертвый, и никто меня до сих пор не обнаружил. Соседи, называется… Да что говорить, — труп безнадежно махнул рукой, — кому дело до старого холостяка… Хоть сдохни, никто не обратит внимания…
— Простите, — вежливо, но твердо спросил я, — оставим на время сетования и вернемся к делу. Кто вас убил?
— Так я вам и скажу! Вы за это деньги получаете, вы и ищите убийцу. А я, простите, жажду покоя. Вечного.
К сожалению, никто из жильцов дома действительно ничего и никого не видел. Точнее, один из них, продавец «Гастронома», видел как будто какого-то мужчину, выходящего из квартиры убитого. Он только никак не мог вспомнить, было это в день убийства, за неделю до него или на прошлое рождество.
— Он-был высок, худ и лыс, — сказал продавец, — если я увижу его, я узнаю это лицо из тысячи.
Во мне жила уверенность, что убийца обязательно вернется на место преступления, поэтому я оставил своих людей в квартире убитого и в подъезде. Ждать, ждать, ждать — что еще нам оставалось делать?
Через четыре дня поздно вечером кто-то осторожно нажал дверную ручку. Убийца возвращается! Мы рывком распахнули дверь. На пороге стоял продавец «Гастронома».
— Я… я… я вас искал, — пробормотал он. — Я видел убийцу! Сегодня он был в магазине. Он, он, я не ошибаюсь, это лицо я узнаю из тысячи!
— Почему вы нам не позвонили?
— Я… я… я боялся! Когда он вошел в магазин, он так дико озирался по сторонам. Он купил триста граммов салями и быстро ушел. Но он вернется, он обязательно вернется!