Ариадна

Зайцев Борис Константинович

Горничная(въ дверяхъ). — Барыня, кушать подано.

Арiадна. — А пока что, у меня позавтракаемъ. Пожалуйста. Гдe Иванъ Иванычъ?

Игумновъ. — Удралъ, разумeется!

Арiадна.Кончено. Развеселая жизнь! Генералъ, вашу руку.

Всe идутъ въ столовую.

ДЙСТВIЕ ВТОРОЕ

Старинная бесeдка съ колоннами, у пруда, на возвышенiи; холмъ довольно крутъ; въ немъ, ниже бесeдки, нeкогда былъ гротъ; теперь входное отверстiе запирается рeшеткой; слeва родникъ

съ каменнымъ водоемомъ; изъ античной маски бeжитъ вода. Золотистый, очень погожiй вечеръ. Надъ прудомъ стрекозы. Иногда проносится низко надъ водой голубая птичка. Въ бесeдкe Игумновъ, красный, разстегнувъ воротъ рубашки, и Полежаевъ

Полежаевъ. — Недавно я всталъ утромъ въ ужасно горькомъ состоянiи. Прямо пошелъ мимо пруда, и думалъ, какъ нерeдко за послeднее время, что погибаю. Вотъ. На пруду камыши есть. Когда я съ ними поравнялся, вдругъ они зашелестeли. Будто нeкоторый слабый, нeжный духъ сказалъ мнe нeчто. Я остановился. Въ горлe слезы. Вдругъ показалось, что не все еще пропало.

Игумновъ. — Ну, конечно, поэзiю развелъ. Нервы ослабeли, и все.

Полежаевъ. — Да, ужъ не очень сильны.

Игумновъ. — А, чор-ртъ. Трудно въ этихъ дeлахъ. Никуда не спрячешься.

Полежаевъ. - Я и не прячусь. Все же голубая бездна надъ нами, благоуханiе покоса, сiянiе солнца передъ вечеромъ даютъ какъ бы мгновенное отдохновенiе… Интервалъ въ тоскe.

Игумновъ. — Ф-ф-у-у! (качаетъ головой).

Полежаевъ. — А иной разъ въ такую минуту взглянешь на крестьянъ, мужиковъ, среди которыхъ мы живемъ, и даже позавидуешь, какъ ясно все, какъ просто. Твердый, прямой путь.

Игумновъ. — Э-э, братецъ ты мой, хитрая штука.

Полежаевъ. — Но когда почва подъ ногами колеблется… все принимаетъ туманно-обманчивый обликъ…

Игумновъ(смeется). — Ты рeжешь свои яблони и думаешь, что нашелъ истину?

Полежаевъ. — Ахъ, ну, гдe же истину? Какiя слова! Но чeмъ-то жить надо…

Игумновъ. — Свой путь! Мнe бы, въ сущности, на покосъ надо, а вотъ сижу тутъ… и чего-то жду.

Полежаевъ. — Ты-то, кажется, крeпко… на ногахъ стоишь.

Игумновъ. — Крeпко… крeпко. Можетъ быть. Былъ я пeвчимъ, мечталъ въ театръ поступить. Собралъ бы пожитки въ кулечекъ, палку въ руки, да въ Москву, по шпаламъ. Однако, это не вышло. А случилось, что вонъ тамъ, за твоимъ паркомъ, пригнeздилась и моя усадебка. Что называется – ближайшій сосeдъ. Ты думаешь, хозяйничать очень весело? (Пауза). Ну, тоушло, какъ юность, глупость. Но одно осталось… (Смeется, какъ бы конфузливо). Въ мужицкой душe осталось желанiе… какой-то красоты, прелести… пожалуй, чего и нeтъ въ жизни.

Изъ парка выбeгаетъ Лапинская.

Лапинская. — Ужасно смeшной дяденька тутъ сейчасъ былъ. Дарья Михайловна косарямъ водки подноситъ, ну, какъ онъ усы обтиралъ, и такiе серьезные-серьезные глаза, закинулъ голову, водка буль-буль, крякнулъ и огурчикомъ заeлъ. Пресмeшной.

Полежаевъ. — Можетъ быть… мнe взглянуть на покосъ?

Лапинская. —

Только тебя и недоставало. Да что это, право, здeсь всe работать собираются? Прямо рабочая артель. И мы съ Дарьей Михайловной варенье варили… вонъ тамъ у ней такая печурка устроена на воздухe…

Игумновъ(точно проснулся). — Варенье варили?

Лапинская(взглядываетъ чуть съ усмeшкой). — Да, мой ангелъ. Крыжовенное. Ваше любимое. Дабы зимой доставить вамъ скромное деревенское развлеченiе.

Полежаевъ. — Ты Арiадны не видала?

Лапинская. — Ну, твоя Ар-рiядна… Я ужъ и не знаю, гдe она теперь. Съ полчаса назадъ заeзжалъ этотъ генеральскiй юноша… на автомобилe. И тотчасъ они сцeпились. Ils 'etaient sur le point de поругаться. Арiадна непремeнно хотeла сама править. А онъ говоритъ: это вздоръ, вы не умeете. Ну, и она ему вдесятеро. Такъ что дeло пошло на ладъ.

Полежаевъ. — Да ужъ она выдумаетъ. (Уходитъ).

Лапинская. — Му-удритъ Арiадна. Послeднiй разъ у генерала бутылку шампанскаго вылакала. Назадъ eдемъ, она говоритъ: «Хочешь, сейчасъ подъ машину выброшусь?»

Игумновъ(какъ бы выходя изъ задумчивости). — Вы сказали: ангелъ мой. Какъ…

Лапинская. — Это я нарочно. Въ шутку, Сергeй Петровичъ.

Игумновъ. — За идiота меня считаете… Разумeется, понимаю. И все же…

Лапинская. — Ахъ, ничего не за идiота. Просто я все острю, острю. И что это, правда, со мной такое?

Игумновъ. — Вамъ захотeлось посмeяться. Больше ничего.

Лапинская(какъ бы про себя). — Да, на самомъ дeлe, чего это я все острю?

Игумновъ(улыбаясь). — Все равно. Разскажите, какъ варенье варили.

Лапинская. — Это глупо. Варили и варили. Ничего интереснаго.

Игумновъ. — Полоумiе! Нeтъ, позвольте, почему же по утрамъ, когда я прохожу подъ окномъ, гдe вы спите, то снимаю шляпу, и кланяюсь, съ идiотическимъ видомъ? И въ душe у меня звонъ въ колокола?

Лапинская(свиститъ, какъ мальчишка, сквозь зубы). — «Честь имeю васъ поздравить со днемъ вашихъ именинъ».

Игумновъ. — Начинаетъ разводить.

Лапинская. — Хорошо, другъ мой, я васъ понимаю. Я сама такая же шальная, когда влюблена.

Игумновъ. — Вы и сейчасъ влюблены. Въ кого? Въ кого вы влюблены?

Лапинская. — Oh-la-la!

Игумновъ. — Свистите, острите, издeвайтесь сколько угодно, запускайте французскiя слова, все равно, вы такъ же очаровательны и знаете это, и, какъ настоящей женщинe, вамъ нравится, что около васъ человeкъ пропадаетъ.

Лапинская. — И вовсе не очень нравится.

Игумновъ(рeзко). — Отъ кого письма получаете? Почему все время…

Лапинская(спокойно). — Отъ друга.

Игумновъ. — Да, ну…

Лапинская. — И какъ допрашиваетъ строго! Прямо помeщикъ съ темпераментомъ.

Игумновъ(глухо). — Глупо, до предeла. Разумeется, какъ болванъ себя веду. (Помолчавъ). Въ Москвe вы будете разсказывать прiятельницамъ, какъ лeтомъ въ васъ влюбился мужланъ и приревновалъ… ха… скажите, пожалуйста, какой чудакъ! Комическая фигура…