Ариэль
Шрифт:
— Наверное, да, я бы точно запомнил, если иностранный.
— Попробуй еще что-то вспомнить.
— Номер был короткий, иностранные обычно длинные. Не больше четырех знаков, а может, даже три.
— Типа ЕО-1?..
— Да.
— А что за тип?
— Довольно старый, не меньше сорока.
— Точно, старый, — ухмыльнулся Тойвола.
— Как он выглядел?
— Ну, волосы слегка поседевшие, и в очках был. Одежда обычная, потому что не запомнилась.
— А он не был похож на иностранца?
—
— И что дальше?
— Кими забздел, что тот тип на нас уставился. Сначала мы испугались, что, может, это его машина и он поедет за нами, но он не поехал.
— А водитель в машине, вы его видели? — спросила Стенман.
— Видели только, что женщина.
— Темноволосая, светловолосая, молодая, старая?
— Скорее, молодая и, кажется, темная, окно отблескивало, я толком не разглядел.
— И чем вы потом занимались?
— Покружили немного по окраинам, и спиз… Кими украл с одной машины номера на замену. Съездили в карьер, чтобы их прикрутить. А потом мне уже надо было возвращаться сюда.
— Ты хорошо знал Кими?
— Ну, когда он жил в Кераве. Мы с ним летом вместе работали.
— А как он относился к иностранцам, к арабам например?
— Да никак. Иногда по пьянке говорил, что они должны знать свое место, чтобы не забирали себе все квартиры и все рабочие места. Единственный араб, которого мы знаем, это Хасид, у него пиццерия на площади, но Кими его считал классным чуваком.
Мы поговорили с парнем еще, пока не стало понятно, что он больше ничего не знает. Я позвал охранника. Попросил Силталу позвонить, если еще что-то вспомнит.
— Ты обещал, что эта тема с машиной дальше не пойдет…
— Не пойдет.
— А ты не можешь организовать мне маленький бонус?
— То есть?
— Ну маленький отпуск… Скажешь, что мне надо на важное опознание. Они подробностей не спросят.
— Я не Дед Мороз.
Парень многого и не ждал, сразу сдался и с рассеянным видом встал.
— А как машина загорелась?
— Мы как раз это расследуем.
— Повезло мне. Я ведь тоже мог там сгореть.
— Это правда. Может, тебя это чему-то научит и ты поменяешь привычки, а то вдруг в следующий раз не повезет, — посоветовал Тойвола.
Парень ушел, размышляя о своем везении.
— Эх, чувствую, пропал хороший совет, — сказал Тойвола, глядя ему вслед.
Прежде чем отправиться по домам, мы договорились, что Тойвола с Силталой съездит на то место, где парни нашли машину, и организует прочесывание прилегающей территории.
На обратном пути в Хельсинки я в полной мере ощутил, что на руководителе расследования Отдела по борьбе с преступлениями против личности лежит гораздо большая ответственность,
На вершине неофициального топ-листа следователей по преступлениям, связанным с насилием, находятся те, у которых нет ни одного «глухаря». И это при том, что каждый понимает — тут дело не только в профессионализме, но и в везении. Иногда кажется, что на долю некоторых выпадают все самые трудные преступления. Стенман прочитала мои мысли и сказала:
— Расследование уже перешло административные границы. Мы можем попросить помощи в управлении криминальной полиции.
— Пока нет такой необходимости. Расследование продвигается.
— Это совершенно необычное дело. Помощь не помешала бы.
Почему-то предложение Стенман меня обеспокоило, хоть я и знал, что это не проявление недоверия. Она заметила мое смятение и добавила:
— Уверена, что дело этим не ограничится, а у нас уже пять трупов.
— Последний покойник все-таки отличается от остальных. Это наверняка случайность.
— Я тоже так думаю, но зажигательная бомба не была случайностью. Обычные преступники не используют таких бомб.
— Я и не говорю, что в данном случае мы имеем дело с обычным криминалом.
— Тогда с чем?
Я промолчал, да Стенман и не ждала ответа. За оставшийся путь мы обменялись лишь несколькими словами. Наверное, оба думали над ответом на повисший в воздухе вопрос.
Глава 10
Брат и Зильберштейн сидели в уголке за столиком в отеле «Пасила». Перед ними стояли чашки с кофе. Оба были мрачны, несмотря на мое предупреждение, что я опоздаю минут на пятнадцать, не меньше. Опоздал я на двадцать минут.
Я заказал кофе и себе.
Рауль Зильберштейн был председателем еврейской общины Хельсинки, и обычно именно он брал на себя освещение в средствах массовой информации всех вопросов, связанных с иудаизмом и евреями, касались ли эти вопросы палестино-израильских отношений, обрезания, умерщвления жертвенных животных или сектантства. Зильберштейн был умен, но несколько скучен. Во всяком случае, я не могу представить себе ничего, что могло бы его рассмешить.
Эли взглянул на часы и посмотрел на меня критически.