Арифмоман. Дилогия

Рудазов Александр

Именно на этом месте стояла купальная бадья.

С горячей водой проблем тоже не оказалось. Для нагрева здесь использовали самые обычные камни. Как следует раскалить их в камине, опустить в воду — и готова теплая ванна.

Залезши в бадью, Эйхгорн ощутил себя, как в японской бане. Снаружи продолжал лить дождь, создавая удивительно уютную атмосферу.

— Хорошо, — сделал аудиозаметку Эйхгорн.

После чего окончательно расслабился и погрузился по самые ноздри. В горячей воде его быстро разморило.

— Мэ-этр,

я вам у…жжин принес!.. — раздался заплетающийся голос. Люк открылся — с третьей попытки, — и в комнату вполз, буквально вполз Еонек.

В дымину пьяный.

Эйхгорн изумленно приподнял брови. Пацану же двенадцать лет. Тут так рано начинают пить?

Потом взгляд Эйхгорна переместился к подносу и стал совершенно снулым. Радостно скалящийся паж притащил, видимо, случайные объедки с пиршества. Там было надкусанное яблоко, половинка кренделя, тоненький ломтик ветчины, почти голая кисточка винограда и почему-то грязная тряпка.

Приглядевшись, Эйхгорн опознал в ней деталь женского туалета.

— Поставь на стол и выметайся, — безучастно приказал Эйхгорн.

Еонек часто закивал и уполз обратно в люк. Еще долго Эйхгорн слышал, как он ковыляет по ступенькам.

Еще сверзится, чего доброго.

Крендель и ветчину Эйхгорн съел.

Наутро паж вернулся квелый, с несчастным выражением лица. В глазах у него стояла такая смертная тоска, что Эйхгорн без колебаний пожертвовал одну из таблеток аспирина.

— Волшебное зелье, — сухо прокомментировал он. — Пей.

Еонек проглотил таблетку, с надеждой прислушался к ощущениям и явно был разочарован, что похмелье не прошло мгновенно.

— Ты что же вчера так набухался, малой? — спросил Эйхгорн. — Тебе взрослые-то разрешили?

— Так Пьяный День же, мэтр! — запротестовал Еонек. — В Пьяный День можно!

— И что же это за такой чудесный праздник, в который несовершеннолетним можно бухать? — скептически осведомился Эйхгорн. — Врешь ведь, малой.

— Да сами посмотрите! — обиделся паж. — Вот, прочтите в Луномере!

— Где-где?

Еонек очень странно посмотрел на Эйхгорна, подошел к шкафу и взял с книжной полки одну из брошюрок. То оказался календарь-ежедневник. На каждой странице кроме собственно таблицы дней было еще и их подробное описание — праздники, памятные даты и все в таком духе.

До этого Эйхгорн как-то не интересовался местным исчислением времени. Дел и без того хватало. Но теперь он полистал книжечку с любопытством, мысленно отмечая сходства и различия с привычным земным календарем.

Итак, местный календарь называется астучианским. Год состоит из трехсот шестидесяти шести суток… хм, почти как на Земле. Он разделен на четырнадцать лун, а каждая луна — на двадцать шесть дней. Как луны, так и дни имеют собственные имена — луны названы в честь животных, означающих знаки местного

зодиака, а дни — в честь металлов, минералов и других материалов, посвященных местным богам. Их, как нетрудно догадаться, двадцать шесть — это число называется севигой, а сама религия — севигизмом.

Например, вчера был Фарфоровый день, посвященный Люгербецу — богу еды и питья. А сегодня Железный день, он посвящен Энзирису — богу войны. Таким образом и складывается календарная система — вместо «первое января» тут говорят «день Стеклянного Вепря». А чаще попросту «Стеклянный Вепрь». Порядок лун и дней здесь каждый знает назубок.

Сегодня, значит, одиннадцатое число четвертой луны — Железный Ястреб. А вчера было десятое число — Фарфоровый Ястреб. Он же Эбридис или попросту Пьяный День. Действительно, праздник, причем церковный. Считается, что в этот день просто-таки грешно не выпить хоть глоточек вина — во славу Люгербеца и все такое. Даже детям дают пригубить капельку.

— Пригубить, — указал на эту строчку Эйхгорн. — Здесь написано — пригубить. Один глоток, чисто символически. А ты сколько выжрал, малой?

— Простите, мэтр, — уставился в пол Еонек.

Эйхгорн стал листать Луномер дальше. Занятная система. Понятия «неделя» в этом мире нет. Только луны и отдельные дни. Нет и выходных — правда, их отсутствие вполне компенсируется огромным количеством праздников. Их в каждом месяце штук пять — причем в Луномере перечислены только религиозные праздники, общие для всех севигистов, а ведь есть еще и светские, разные в каждой стране.

Четыре дня назад, например, праздновали Аматоридис — Влюбленный День. Что-то вроде земного Святого Валентина. А еще через шесть дней будут отмечать Мортудис — Мертвый День. Праздник поминовения усопших.

Кроме календаря в Луномере было еще четыре страницы всякой ерунды — какие-то советы огородникам и невнятные стишки. Видимо, просто свободное место оставалось — как и прочие книги, Луномер писался от руки.

Но прочитав эти странички, Эйхгорн все-таки получил крупицу важной информации. Он узнал название этой планеты. В разговорах его раньше никто не упоминал, спрашивать напрямую было невозможно и намекнуть тоже никак не получалось.

Парифат, вот как она называется. Планета Парифат.

— Забавный момент, — сделал аудиозаметку Эйхгорн. — Выясняется, что Рыцарь Парифат — прозвище, а не имя.

Еонек тем временем уже почувствовал себя лучше. Глаза снова заблестели, на щеках заиграл румянец. Мальчишка высунулся из окна и сказал:

— Смотрите, мэтр, а королевский брат все еще празднует!

Эйхгорн без интереса глянул вниз и увидел принца Шевузирда. Тот пребывал почти в той же позе, что и позавчера, только теперь на плацу, под открытым небом. Рядом невозмутимый лакей ширкал метлой.