Арина Родионовна
Шрифт:
«Есть великие красоты во внешнем мире, в синеве неба и моря, в высоких горах и глубоких долинах, в душистых цветах, в очертаниях человеческого лица; но ещё большие красоты скрываются в глубине души человеческой, души любящей, а такой была душа Арины Родионовны, души гения, а такой была душа Пушкина», — читаем на одной из страниц сугубо научного, суховатого трактата профессора Императорского Харьковского университета Н. Ф. Сумцова [15] .
15
Сумцов.С. 107.
История отношений поэта и его крепостной нянюшки давно стала расхожей темой и, к сожалению, породила множество
16
Балязин В.«…От Арины Родионовны» // Советский музей. 1987. № 2. С. 67–70.
Бог с ними, с подобными подделками и досужими выдумками. Они, как
…краски чуждые, с летами, Спадают ветхой чушуёй; Созданье гения пред нами Выходит с прежней красотой (II, 101).О «красоте души человеческой, души любящей» мы и попытались, опираясь на скупые достоверныесведения, написать книгу.
Глава 1
НЕКОТОРЫЕ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Все биографы, издатели и комментаторы Пушкина почтили должным вниманием память Арины Родионовны…
Ещё при жизни, в Александровскую и Николаевскую эпохи, пушкинская нянюшка стала лицом вполне «историческим»: в её честь слагались стихи, имя старушки мелькало в переписке весьма почтенных персон. Обо всём этом и многом другом будет подробно рассказано в последующих главах книги.
Настоящую же главу (назовём её вводной) автор намерен посвятить беглому обозрению литературыоб Арине Родионовне, которая накопилась за истекшие с той поры полтора с лишком столетия. Жанр историографических замечаний позволит нам соблюсти желательный в научно-художественном исследовании этикет, а заодно и поведать читателю о серьёзных, явных или подспудных, коллизиях, издавна (если не изначально) свойственных данной — казалось бы, идиллической, не располагающей к дискуссиям — области пушкинистики.
С самого начала систематического изучения «трудов и дней» Александра Пушкина, то есть с середины XIX века, биографы между делом воздавали должное и няне поэта.
Одним из первых почтил память Арины Родионовны Пётр Иванович Бартенев (будущий редактор-издатель знаменитого «Русского архива»), который в 1853–1854 годах поместил в «Отечественных записках» и «Московских ведомостях» исследования: «Род и детство Пушкина» и «Александр Сергеевич Пушкин. Материалы для его биографии».
В петербургском журнале археограф вскользь сообщил, что няня «отлично знала песни, сказки, поверья и сыпала поговорками и пословицами», которые «заронились в душу будущего поэта и не пропали в ней, несмотря на то, что всё формальное образование его было вполне иностранное» [17] .
С повторениями, однако более подробно, рассказано о «простой дворовой женщине, отпущенной на волю, но не захотевшей покидать прежних господ своих», в московской газетной публикации. Здесь, среди прочего, П. И. Бартенев назвал Арину Родионовну «настоящею представительницею русских нянь» и добавил, что «Пушкин нежно к ней привязался», — а няня, в свою очередь, «имела большое влияние на своего питомца» [18] .
17
Бартенев.С. 52.
18
Там же. С. 56–57.
(Примерно те же мысли можно обнаружить и в позднейших статьях
19
Там же. С. 304.
В «Материалах для биографии А. С. Пушкина», напечатанных в Петербурге в 1855 году и вызвавших преимущественно восторженные отклики публики, «первый пушкинист» Павел Васильевич Анненков тоже не обошёл вниманием Арину Родионовну. Он величал её (вслед за П. И. Бартеневым) «знаменитой» и удостоил такого пространного панегирика:
«Родионовна принадлежала к типическим и благороднейшим лицам русского мира. Соединение добродушия и ворчливости, нежного расположения к молодости с притворной строгостью, оставили в сердце Пушкина неизгладимое воспоминание. Он любил её родственной, неизменной любовью и в годы возмужалости и славы беседовал с нею по целым часам. Это объясняется ещё и другим важным достоинством Арины Родионовны: весь сказочный русский мир был ей известен как нельзя лучше, и передавала она его чрезвычайно оригинально. Поговорки, пословицы, присказки не сходили у неё с языка. Большую часть народных былин и песен, которых Пушкин так много знал, слышал он от Арины Родионовны. Можно сказать с уверенностью, что он обязан своей няне первым знакомством с источниками народной поэзии и впечатлениями, которые, однако ж, <…> были заметно ослаблены последующим воспитанием» [20] .
20
Анненков.С. 5.
К Арине Родионовне как «посреднице в сношениях Пушкина с русским сказочным миром» П. В. Анненков в «Материалах…» ещё вернулся — в ходе повествования о михайловской ссылке поэта. Тут биограф перечислил и вкратце разобрал сказки, записанные Пушкиным в деревенской глуши «со слов няни», « бывалойстарушки» [21] , и добавил к её и без того симпатичному портрету несколько лёгких и выразительных штрихов: «Он (Пушкин. — М. Ф.)посвящал почтенную старушку во все тайны своего гения. К несчастью, мы ничего не знаем, что думала няня о стихотворных забавах своего питомцах <…> Александр Сергеевич отзывался о няне как о последнем своём наставнике и говорил, что этому учителю он много обязан исправлением недостатков своего первоначального французского воспитания» [22] .
21
Выделено П. В. Анненковым.
22
Анненков.С. 96.
По пути, проложенному пионерами пушкинистики, охотно двинулись и некоторые другие представители отечественной словесности. Среди них были и, что называется, первостатейные.
В частности, Аполлон Григорьев, открывая свой критический цикл «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» (1859), восклицал не без полемического пафоса: «…О, сказки Ирины Родионовны, — пробивавшиеся в натуре нашего поэта сквозь все искусственные произрастания, — вы хранили такую свежую, чистую струю в душе молодого, воспитанного по-французски барича, — что отдалённое потомство помянет вас добрым словом и благословением, забывши разные принципы, сознательным проведением которых гг. NN, ZZ и иные стоят якобывыше Пушкина и Гоголя!» [23]
23
Григорьев А. А.Искусство и нравственность. М., 1986. С. 93–94. Выделено А. А. Григорьевым.