Аристократка в академии некромантов, или Как снять проклятье
Шрифт:
– К нежити осмотр! – нарочито-импульсивно воскликнула я, хватая её за запястье. – У меня дело чрезвычайной важности, только вы в силах мне помочь. Распоряжение ректора, – соврала невозмутимо и потянула адептку к главному корпусу.
Оказывается, у меня вошло в привычку прикрываться ректором, но я ведь в благих целях. Боюсь, пока я не заслужила доверия, меня даже слушать не станут.
Стоило войти в лекторскую, которую я уже почти переделала под музыкальный класс, Фабиана резко остановилась.
– Я не стану играть! –
– И не надо, – легко согласилась я. – Играть я и сама смогу. Надо лишь настроить. Так вышло, что мне для нужд академии доставили расстроенный инструмент. Только ты можешь его настроить, поэтому я очень прошу помочь.
Фабиана замялась в нерешительности, но моё честное невозмутимое лицо заставило её обречённо сдаться.
– Если только настроить… – глухо протянула она и заозиралась в поисках инструментов.
Я осторожно отошла и открыла дверь, чтобы каждый проходящий мимо адепт слышал звуки рояля…
Фабиана полностью погрузилась в своё занятие. Она была так сосредоточена и увлечена, что не замечала того, как вокруг медленно собираются молчаливые зрители. Они негромко перешёптывались и затихали во время каждого проигрываемого аккорда. Пианистка довольно долго добивалась нужного звучания, но, кажется, будто получала от этого истинное удовольствие.
Закончив настраивать рояль, Фабиана сыграла всем известную детскую мелодию. На ней обычно и проверяют звучание. Но всё равно даже такая незатейливая песенка заставила адептов улыбнуться и зааплодировать.
Фабиана вздрогнула, будто очнувшись ото сна и поспешила закрыть крышку.
– Я закончила, – выпалила она, пытаясь сбежать.
– Это хорошо, но мне нужно убедиться, – деловым тоном произнесла я и, доверительно вручив Фабиане трость, села за инструмент. Открыла крышку и демонстративно размяла пальцы. – Итак, посмотрим, чему вас в академии искусств обучали…
Пианистка уязвлённо вспыхнула и поджала губы, а я лишь усмехнулась и заиграла.
Признаться, первые аккорды любимой сонаты я вязала слишком уверенно. Мышечная память – ничего не поделать, я могла сыграть её с закрытыми глазами. И последний раз, когда я ошибалась в нотах или тональности, было лет пятнадцать назад. Тогда ещё мама была с нами, и папа возвращался со службы гораздо чаще. Тогда в доме пахло счастьем. И персиками… Мама любила персики.
… я ошиблась. Подумала и ошиблась ещё раз. А это не так сложно, как могло показаться. Я быстро вошла во вкус.
Фабиана не выдержала первой.
– Вы… Вы же в ноты не попадаете! Прекратите мучить инструмент, если играть не умеете.
Последний аккорд жалобно стих, а я вскинула на пианистку невозмутимый взгляд.
– Я умею играть.
– Нет, не умеете! – раздражённо взвилась она. – Если бы умели, не ошиблись столько раз.
– Но я не ошиблась, – заявила я настолько уверенно и насмешливо, что Фабиана не
– Да вы… Вы просто невозможны! Встаньте! – потребовала она, и я поспешила встать, не собираясь спорить.
Главное не улыбаться так явно… Напомнила себе, нарочно нахмурившись.
– Слушайте и запоминайте, – велела она, легко беря первые пронзительно-жалостливые ноты…
С каждым аккордом драматизм только нарастал. Мои руки стремительно покрывались мурашками, адепты застыли в немом восхищении.
Не зря Фабиану называют лучшей пианисткой. Она действительно очень талантлива.
… мелодия трогала за душу. Пробуждала давно забытые воспоминания. Неуместные. Болезненные. Которые мне хотелось бы стереть из памяти навсегда.
Мама сбежала ночью.
Ещё днём она играла эту самую сонату, вечером грела для Марики молоко, расплетала её косы и обещала провести на своё выступление… а как только стемнело, собрала чемоданы и убежала, не оглядываясь. Наверное, ей было страшно…
Обернись она в тот момент, то увидела бы стоящую на балконе меня. И вся её решительность бы рухнула, совесть заставила бы повернуть назад. Просто мама не знала, что я не собиралась её останавливать. Предателей не возвращают. Их прощают и отпускают на волю.
Отец терпеть не мог предательство. Он бы никогда не простил…
Я так погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила образовавшуюся гнетущую тишину.
– Мисс Шин? – взволнованно позвала Фабиана. – Я вас так сильно расстроила?
Я непонимающе моргнула, с удивлением обнаруживая на ресницах слёзы.
– Ох, простите! – спохватилась и позорно шмыгнула носом. – Ты так виртуозно играешь. Я просто растрогалась…
Кто-то сунул мне в руки платок. Я повернулась и благодарно улыбнулась племяннице канцлера.
– Спасибо, Карин, – я прижала белоснежную ткань к глазам и медленно выдохнула. Нет причин грустить из-за прошлого, сейчас я должна думать о будущем. – Это было великолепно, Фабиана, – искренне произнесла я, улыбнувшись.
Ребята, поддерживая, загудели, захлопали, отчего пианистка сильно смутилась.
– Действительно… ваша игра завораживает, мисс Дэй, – раздался от дверей знакомый голос.
Я повернулась и на душе потеплело. Ректор всегда появляется вовремя и, как показывает практика, понимает без слов. Тонко чувствует атмосферу.
– А ты спрашивал, куда все адепты подевались, – хмыкнул стоящий рядом с ним декан. – Я сразу сказал, что стоит спросить у твоей не в меру деятельной помощницы.
– Мисс Шин, – ехидно улыбнулся ректор, подходя к нам. – Чудесный рояль, но не ваше исполнение. Придётся Фабиане помогать вам. Да, Фабиана? Вы ведь сможете? Боюсь, моя помощница со своими навыками игры на рояле так и не сможет осуществить задуманное.
– Я… – адептка нервно облизала губы и, заливаясь румянцем, кивнула. – Да, господин Килан. Я всё сделаю.