Аркада
Шрифт:
— Голодная? — Я поднялся, расправляя чуть затёкшие мышцы. Надо как-то её расшевелить, а то снова впадёт в апатию.
— Немного.
— Пойдём, может, что-нибудь в холодильнике отыщется, — потянул я её за рукав рубашки. — Сыр с колбасой.
— И халапеньо, — добавила она, поднимаясь. Эта её любовь к странному горькому перцу меня всегда умиляла.
— И халапеньо, — согласно кивнул я, отмечая, что Ира уже не дрожит. Может, начала приходить в себя, а может, по своей привычке, просто задвинула события сегодняшних ночи и дня в дальний угол, чтобы не вспоминать. Хотя я точно знал,
На кухне было чисто, только в раковине стояла немытая чашка, на дне которой чернел кофейный осадок. Дмитрий, кроме него оставить её никто не мог. Анна Владимировна никогда не ложилась спать, если в доме хоть где-то был бардак. Помню, как-то после вечеринки, устроенной на её двадцатилетие, нам с Ирой пришлось драить всё почти до трёх ночи, и никакие увещевания о том, что она — именинница, на её маму не действовали. А Дмитрий слинял. Знал, что попадёт, и заранее решил проблему, уехав ещё с середины вечера. Кажется, именно с того дня, точнее — ночи, Анна Владимировна начала смотреть на меня иначе, чем на сироту-детдомовца, положившего глаз на богатую девочку.
— Слушай, — я на автомате открыл воду, взял кружку в руки, чтобы помыть, и посмотрел на Иру, что-то высматривающую в холодильнике, — а ты ночью крепко спала?
Да, я знал, что задавать ей такие вопросы сейчас грубо, но у меня есть задача, которую нужно решить, и сделать это иначе невозможно. Обнаружить убийцу, просто сопоставляя факты, мог Холмс или Пуаро, или Дюпен. Но даже им требовалось от чего-то отталкиваться. Улики, показания — то, чего у меня нет, но что я должен найти, и срок очень ограничен: время пятый час, осталось всего ничего.
— Я… — Ира повернулась ко мне, держа в руке тарелку с куском пирога, — я… Да, я спала. Крепко.
— И ничего не слышала? — Чистая кружка отправилась на поднос для только что вымытой посуды — высыхать, а я оторвал кусок бумажного полотенца и начал вытирать руки.
— Ничего. А что я должна была слышать?
— Не знаю. Например, как Олег Степанович спускался сюда. Он же не хранил нож в спальне.
— Нет, нож был здесь. В ящике для ножей. Там. — Ира кивнула на один из шкафов, где хранилась посуда, и тут же переключилась: — Пирог с рыбой будешь?
— Ага.
Я тоже кивнул и замолк. Возможно, я сейчас себя накручиваю, и всё довольно просто, но откуда она знает, где лежал нож? Хотя, порядок же кругом, и он должен был быть на положенном ему месте. И это что? Я начал её подозревать? Бред! Ну бред же! Я даже помотал головой, отгоняя странные мысли. С другой стороны, а почему нет? Не нужно забывать, что это игра, и здесь могут быть что и кто угодно.
— Здесь поедим?
— Что? — Я посмотрел на Иру, отметив, что пялюсь в приоткрытое окно.
— Здесь поедим, я спрашиваю? — повторила она, доставая тарелку с пирогом из микроволновки. Было видно, что та горячая и почти обжигает пальцы, но Ира терпела.
— Конечно, — кинулся я к ней, перехватывая тарелку и ставя её на обеденный стол. — Дурочка!
— Сам дурак! — Ира подула на кончики пальцев и внезапно улыбнулась. Кажется, первый раз за сегодняшний день. И я улыбнулся в ответ.
Набрав в чайник
— Я сейчас, — Ира пошла к выходу из кухни, — умоюсь только. И переоденусь. — Не дожидаясь моей реакции, она скрылась в прихожей, а я снова посмотрел в окно. Интересно, а ночью оно было открыто или нет? Я точно знаю, что в тёмное время суток весь первый этаж закрывается, и если есть необходимость, то открытыми оставляются окна только на втором этаже, там, где до них не добраться.
Встав, я подошёл к нему и посмотрел на подоконник. Чистый, какой и должен быть. А что я думал на нем увидеть? Следы собаки Баскервилей? Так она в дома не лазила. Орангутанга? Кажется, я перечитал детективов. С той стороны под окном был газон, абсолютно ровный, не примятый даже разгулявшимся к вечеру ветром.
Итак, если быть логичным, то, принимая во внимание, что Олег Степанович не убивал, есть всего два варианта: либо кто-то в ночи вошёл в дом, либо это была Ира. Первый пока непонятен полностью, но может быть связан, скажем, с предпринимательской деятельностью Олега Степановича. Правда, тут я вряд ли что-то найду сегодня, и придётся «нырять» глубже. А вот у второго непонятно только одно: мотив. Что такого могли сделать родители Ире, что она решила избавиться от них таким образом? Наследство? Но тогда должны умереть оба родителя и Дмитрий. Точно не подходит. Проблемы во взаимоотношениях? Ира мне о таком не рассказывала, да и я сам ни разу не видел, чтобы они хоть как-то ругались или ссорились. Иногда я даже завидовал ей, потому что, кажется, ни у кого другого не было настолько дружной семьи. Тогда что?
— Ты опять завис, — раздалось у меня под ухом, и я повернулся с Ире. Она переоделась в лёгкую тунику тёмно-синего цвета, а на ногах были всё те же стоптанные серые домашние тапочки, на которых когда-то болталось по два помпона, а сейчас остались лишь шнурки от них.
— Есть немного, — повернулся я к ней. — Будем есть?
— Да. — Она отступила и, развернувшись, подошла к столу, расставляя на нём тарелки, а после выключила закипевший чайник. — Кофе?
— Кофе. Я с шести утра на ногах.
Мы уселись за стол, и я переложил к себе на тарелку кусок пирога. Не особо люблю рыбные, но на безрыбье…
— Расскажи, что сказал следователь, — попросила Ира, как только я съел половину куска и выпил полчашки кофе.
— Ничего особенного, — ответил я, даже не соврав. — Они даже не думают, что было как-то иначе, чем так, как они увидели. Да и Олег Степанович сам сознался.
— Да. Но я не могу понять, зачем?
— Зачем сознался?
— Зачем убил.
Не донеся кусок до рта, я замер и посмотрел ей в глаза. Абсолютно пустые. Совсем не те, которые видел ещё там, в гостиной, словно передо мной сейчас сидел другой человек. Не Ира, а набор нулей и единиц. На мгновение даже показалось, что она и превратилась в этот набор, как те агенты из «Матрицы». Я моргнул, видение пропало, и тут же зазвонил мобильник.