Аркан для букмекера

Савельев А.

— Володя, ты меня не слушаешь? Где ты витаешь?

— А… Это все ты со своими бумажками?

— Что скажешь? Неплохо я поработал? Теперь твоя очередь. Подключайся. Думаю, не обломаешься. А деньжищи какие! Я не жмот. Поделим по-братски.

Филину вдруг жгуче захотелось врезать Кривцову по гладкой, самодовольной харе, врезать от всей души в самый пятак, чтобы запах хлынувшей в нос крови оглушил его, вогнал в транс, сделал жалким пришибленным дебилом.

«Погань. Он, у которого нет за душой ничего святого, который живет исключительно ради своей кишки, который только и делал всю жизнь, что изворачивался, продавал, предавал, хочет,

чтобы я считал его равным себе. Сволота. Он даже не знает свой болевой порог, не знает, сколько может терпеть физические и душевные муки, потому что оставлял это удовольствие другим. А если мы залетим? Я должен буду в первую очередь выгораживать его, не думая о своей участи. А когда наступят ему на хвост? Даже подумать противно. Дескать, извини, друг. Я не знал, что будет так больно».

— Послушай, ты, деятель сельского хозяйства. Ты — мент и останешься им навсегда. Понимаешь? А вор менту не товарищ. Не может быть у нас с тобой никаких дел, кроме тех, о которых договорились. И все. Моли Бога, что ты лично передо мной чист.

— Ты что, Володя? Я что-то не так сказал? Извини. Но такие деньжищи!.. Неужели тебя не впечатляет сумма?

— Все. Разговор окончен. Жду твоего звонка. Крайний срок десять дней. Понял? Останови машину.

Филин вышел, оставив дверь открытой. Игорь Николаевич опешил. Несколько минут он сидел неподвижно, пытаясь упорядочить мысли и понять, чем не угодил Филину, но, так и не сумев найти сколько-нибудь приемлемое объяснение, поехал к Липатникову.

— Кажется, сейчас я сморозил большую глупость, — выпалил он с порога. — Доверился Филину, рассказал то, чего было нельзя.

— Поконкретней не можешь? Без эмоций.

Кривцов коротко рассказал о своем предложении Филину. Выложил копии бумаг и вопросительно посмотрел на Липатникова.

— Игорь, я тебя не узнаю. Ты столько лет ходишь по острию ножа и вдруг запаниковал из-за какого-то Филина. Был Филин, да весь вышел.

— Филин есть Филин и всегда им останется.

САМОУБИЙЦА

Выходя с ипподрома, Ольховцева сразу обратила внимание на двух мужчин, копавшихся в моторе стареньких «Жигулей». Оттуда, где они стояли, просматривались все выходы с ипподрома. Именно это обстоятельство насторожило Наталью Евгеньевну. При ее появлении мужчины оживились и принялись еще жарче обсуждать причину неисправности в двигателе.

Джип Ольховцевой стоял неподалеку и мог быть предметом их интереса, но причиной их появления здесь могло оказаться и расследование неординарной аферы на ипподроме. Она решила это проверить.

Наталья Евгеньевна выехала на Беговую улицу, свернула на Ленинградский проспект, направилась к центру. «Жигуль» ехал за ней в пределах видимости.

Избавиться от преследователей в этот вечерний час и при таком оживленном движении достаточно сложно. Ольховцева и не пыталась. Не спешила она и беспокоить коллег из Федерального центра биологических исследований, компактную группу единомышленников, готовых прийти на помощь по первому зову, убежденных, как и она, что успех в борьбе с преступностью способны обеспечить не костодробители, выбивающие признания любой ценой, нередко из невиновных, а высоконравственные, разносторонне образованные криминалисты. Прекрасно осознавая всю сложность криминогенной обстановки и высокий профессиональный уровень преступников, они, помимо обширных научных познаний, в совершенстве

владели приемами рукопашных единоборств, стреляли из всех видов стрелкового оружия, водили любые марки автомашин.

Ольховцева, признающая риск в работе сыщика лишь как неизбежность, не торопила события, анализируя поведение преследователей и обдумывая ход дальнейших действий. На случай крайней опасности в ее арсенале имелось достаточно эффективных средств самозащиты, хитроумных, безотказных технических новинок из разработок спецслужб, вмонтированных в пуговицы, сумочку, заколку для волос…

Покружив четверть часа в центре, Ольховцева свернула на Бульварное кольцо, миновала Арбатскую площадь и остановилась в Малом Власьевском переулке около салона высокой моды.

Стемнело. В безлюдном переулке тускло теплились фонари. Из черных дыр подворотен тянуло сыростью и запахом тлена.

Наталья Евгеньевна зашла в магазин, обменялась парой дежурных фраз с продавцом и вышла, готовая к любым неожиданностям, и все-таки внутренне вздрогнула, услышав за спиной мужской голос:

— Без шуток, мадам. Разрешите вашу сумочку.

Из темноты появился второй субъект. Направил на Ольховцеву пистолет. Бегло взглянув, она поняла, что это — пугач, детская игрушка, рассчитанная на слабонервных. Застиранный ворот рубашки, галстук, давно вышедший из моды, заношенные ботинки в дополнение к ветхому «жигуленку» позволили ей составить полное представление о статусе нападавших.

— Вы грабители?

Вопрос был явно провокационный.

Тип с пистолетом подошел и грубо вырвал из рук сумочку.

— Аккуратней. Денег там почти нет. Не рассыпьте косметику.

Но грубиян не внял ее просьбе, открыл сумочку, и в тот же миг ему в лицо ударила струя газа. Лицо его исказилось от ужаса, он судорожно схватился рукой за горло и стал медленно оседать.

Ольховцева обернулась к его коллеге.

— Без глупостей, — предупредила она. — А то у меня и для вас найдутся не менее эффектные сюрпризы.

Предупреждение прозвучало властно и холодно.

— Идите помогите ему, а то простудится, — добавила она уже мягче.

Напарник пострадавшего послушно пошел.

— Теперь верните мне сумочку вместе с вашими документами.

Обе коричневые книжечки оказались давно просроченными удостоверениями служащих НИИ «Фазотрон».

— Итак, я слушаю вас. Что вы хотели найти в моей сумочке?

— Узнать, кто вы и что вам удалось разнюхать на ипподроме.

— Узнали?

— Частично. Но лучше бы мы с вами не связывались.

— Наконец-то хоть одна здравая мысль.

— Что вы сделали с ним?

— У вашего коллеги временный паралич. Через пятнадцать минут он будет в норме. Желаю успеха в тотализаторе.

Откуда-то из глубины дворов донеслись скорбные звуки «Реквиема» Бетховена. Ольховцева зябко поежилась и с грустью подумала о бренности бытия.

Едва ли кто может с полной уверенностью сказать, когда и при каких обстоятельствах впервые подумал о неизбежности смерти, а ведь это — один из наиболее важных моментов для понимания сущности человека и предсказания его судьбы. Как это ни странно, Кривцов мог. Впервые такая мысль посетила его в пятом классе. Стояла поздняя осень. У пацана в их доме повесился отец. Кривцову и раньше доводилось видеть мертвецов, скончавшихся при самых различных обстоятельствах, в том числе и самоубийц. Но эта смерть поразила его будничностью и ужасающей очевидностью.