Шрифт:
ПРОЛОГ. ПРОКЛЯТЫЙ
ГЛАВА I. Эрмосильо
Грустное чувство охватывает путешественника, высадившегося в первый раз на берега Центральной Америки.
Ее открытие было вызвано исключительно только жаждой обогащения, и множество людей погибло из-за алчности и фанатизма, которые долго господствовали здесь.
Когда золото было найдено, целые толпы авантюристов явились сюда. С кинжалом в одной руке и распятием в другой, жадно бросались они на драгоценный
Страна не заселялась, — сюда приходили только на время. Вот почему не осталось в ней никаких следов пребывания испанцев, несмотря на то, что они на протяжении трехсот лет владели ей. А здания, возведенные туземцами за много веков до этого, сохранились и до сих пор, свидетельствуя о временах, когда страна переживала период бурного развития.
Из всех мексиканских провинций резко выделяется Сонора. Пограничная по своему положению с владениями индейцев, она вела с ними постоянные войны. И в образе жизни, и в нравах ее населения осталось что-то дикое, отличающее его от жителей других внутренних провинций. Рио-Хила служит естественной границей Соноры, с севера на восток тянется горная цепь Сьерра-Мадре, на западе лежит Калифорнийский залив.
Сьерра-Мадре разделяется на две ветви, из которых одна, главная, идет с севера на юг, а другая поворачивает на запад и составляет южную границу Соноры. Природа щедро наделила эту провинцию всевозможными дарами. Климат здесь теплый и очень здоровый; почва необыкновенно плодородна, золота и серебра вдоволь, много мрамора самых редких и дорогих сортов, драгоценных камней, великолепных плодов, дичи и рыбы. Единственное неудобство представляет соседство с индейцами.
Команчи, пауни, апачи и другие индейские племена не забыли, что вся эта местность принадлежала их предкам. Во время своих частых набегов на страну они жестоко мстят белым и заставляют их дорого расплачиваться за то, что они захватили в свои руки эту землю.
Гуаймас, Эрмосильо и Ариспе — три главных города Соноры.
В Эрмосильо проживает более девяти тысяч жителей. Он расположен на плоской возвышенности, которая отлого спускается на северо-запад, к морю, и лежит у самой подошвы Cerro de la Compana — горы Колокола. Вершина ее покрыта громадными каменными глыбами, издающими при ударе чистый металлический звук.
Город этот, как и все остальные в той местности, очень грязен, отстроен кое-как и состоит частью из каких-то полуразрушенных зданий, частью из глиняных мазанок.
Был четвертый час пополудни 17 января 1817 года. В это время обыкновенно делают сиесту и все население Эрмосильо сидит по домам… Но не так было на этот раз.
Множество народа толпилось на улице дель-Росарио. Все кричали, угрожали кому-то и страшно шумели. Несколько испанских солдат — Мексика в то время еще принадлежала испанцам — тщетно пытались водворить порядок и рассеять толпу, расталкивая тех, которые были ближе к ним.
Шум и гвалт не только не уменьшались, а напротив —
Из окон соседних домов высовывались головы любопытных. Все они смотрели на гору Колокола, около подошвы которой поднимались густые клубы дыма, и, казалось, нетерпеливо ждали чего-то.
Вдруг послышались какие-то дикие вопли, на всех лицах выразился ужас, и толпа раздалась. В этом узком проходе показался всадник, — юноша лет шестнадцати. Он сидел на полудикой лошади и несся во весь опор.
— Остановите его! — кричали одни.
— Оставьте его! — вопили другие.
— Боже мой! — шептали, крестясь, женщины. — Это сам дьявол!
Но даже и те, которые кричали, что его нужно остановить, не только не пытались сделать это, но, напротив, со всех ног бросились в разные стороны при его приближении. А смелый юноша мчался вперед. Лицо его горело, глаза сверкали, губы насмешливо улыбались. Он держал в руке бич и хлестал им направо и налево, так что удары сыпались на тех, кто подходил слишком близко к нему или не успевал вовремя отскочить в сторону.
— Черт возьми! — воскликнул какой-то высокий, богатырски сложенный вакеро, когда бич юноши задел его. — Этот сумасшедший чуть не сбил меня с ног! Эге! — прибавил он вполголоса. — Да это сын дона Рамона, Рафаэль! Отделаю же я тебя, любезный!
И, развернув привязанное к поясу лассо, вакеро бросился за всадником.
Толпа поняла его намерение, со всех сторон раздались восторженные крики и рукоплескания.
— Браво! Браво! — вопила толпа.
— Не промахнись, Корненсо! — кричали, хлопая в ладоши, вакерос.
Между тем Корненсо был уже недалеко от всадника. Услышав крики толпы и, поняв, что ему грозит опасность, юноша обернулся, и лицо его побледнело.
— Дай мне спастись, Корненсо! — закричал он, и в голосе его слышались слезы.
— Нет, нет! — ревела толпа. — Бросай на него лассо! Лови его, Корненсо!
Все присутствующие с восторгом предвкушали охоту на человека и не желали лишиться такого интересного зрелища.
— Сдавайся! — предложил вакеро. — Тебе все равно не улизнуть!
— Никогда! — решительно отвечал юноша. Он пришпорил коня, а Корненсо продолжал бежать за ним. Толпа тоже бросилась в ту сторону, куда ехал всадник.
Толпа всегда и везде безжалостна и жестока.
— Отпусти меня! — снова закричал юноша. — Клянусь душами чистилища, тебе придется жестоко поплатиться, если ты не оставишь меня в покое!
Вакеро усмехнулся и взмахнул лассо.
— Берегись, Рафаэль! — воскликнул он. — Сдаешься ты? Спрашиваю тебя в последний раз.
— Нет! Тысячу раз нет! — гневно отвечал юноша.
— Ну, Господи, благослови! — произнес Корненсо.
Послышался свист лассо. В то же мгновение Рафаэль остановил на всем скаку свою лошадь, спрыгнул с седла и бросился, как ягуар, на своего врага. И, прежде чем присутствующие успели опомниться и помешать ему, он вонзил в горло противника кинжал, который всегда висит на поясе у каждого мексиканца.