Арлекин
Шрифт:
Питер не был Питером Парнелллом, он был Питером Блэком. И даже удостоверение личности было у него на эту фамилию. И еще возраст в нем был проставлен восемнадцать. Отлично сделан был документ. Мы с Эдуардом собирались с та-аким энтузиазмом обсуждать опыт обучения Питера — если только его не убьют прямо сейчас. Вот это и была реальная опасность от пребывания здесь Питера: нам с Эдуардом надо сосредоточиться на противнике, а мы оба будем тревожиться за Питера. Будем, куда денемся? А это сильно помешает упомянутой сосредоточенности. Может, я смогу убедить Питера остаться вне акции, сказав, что из-за него могут убить нас обоих? Тем более, что это вполне может
Олаф стоял у дальней стены в кольце охранников. Они его пока не разоружили, но после моей реакции на него он им совсем не нравился. А может, дело в том, что он выше Клодии, отчего опасно близок к рубежу в семь футов. Далеко не тощий, но я видала его без рубашки и знаю, что под этой бледной кожей ничего нет, кроме мышц, а их много. И мышцы поджарые, такие, которые умеют быстро двигаться. Даже когда он стоял спокойно, ощущался в нем какой-то потенциал, от которого волосы на шее дыбом становились. Он был все так же абсолютно лыс, с темной тенью едва заметной бороды на подбородке и усов под носом — Олаф был из тех мужчин, которым приходится бриться два раза в день. Глаза посажены так глубоко, что кажутся двумя пещерами — темные дыры на бледном лице. Брови над ними черные. Одет в черное как и два года назад — черная футболка, черная кожаная куртка, черные джинсы и черные ботинки. Я спросила бы, есть ли у него в гардеробе какой-нибудь иной цвет, но не стоит его дразнить. Во-первых, он не любит, когда его дразнят; во вторых, как бы он не посчитал это заигрыванием с моей стороны. Не настолько я понимаю Олафа, чтобы с ним заводиться.
Он пытался в круге охранников держаться нейтрально, но что-то было в нем такое, что полной нейтральности мешало. Обычно про серийных убийц соседи говорят: «Такой был милый человек» или «Такой хороший мальчик», «Кто бы мог подумать». Олаф хорошим мальчиком не был никогда. Я видела, как он исчез ночью прямо на голом поле — как по волшебству. Ничего сверхъестественного, военное обучение. Эдуард его называл призраком для спецопераций, и я увидела, что это значит. Я знала, что вся эта гора мускулов умеет растворяться в ночи. Вот чему я не верила — что он умеет притворяться безобидным и работать под маской. Такую работу умел делать Эдуард, и этим он славился. Но Эдуард в своем уме, а Олаф — псих. Психам трудно слишком долго сдерживаться, чтобы не выделяться среди нормальных.
Он глянул на меня своими глазами пещерного жителя. Я вздрогнула — не смогла сдержаться, а он улыбнулся — ему понравилось, что я испугалась. Очень понравилось. Мой инстинкт самосохранения кричал: Убей его на месте! И нельзя сказать, чтобы я сама так уж была не согласна.
— Нам нужны бойцы, — сказал Эдуард в мою сторону.
— Ты мои мысли читаешь.
— Просто я тебя знаю.
Я кивнула:
— Да, ты меня знаешь. — И посмотрела на него сердито: — И все равно приводишь его на мою вечеринку.
— У него не было выбора, — сказал Олаф своим рокочущим низким голосом, идущим будто из середины груди.
— Слышала.
— Анита, что это за тип? — Клодия ткнула большим пальцем в сторону Олафа.
— Наш резерв.
Она посмотрела на меня многозначительно.
— Он дал слово, что будет себя вести прилично в нашем городе.
— Прилично — это как? — спросил Римус.
Я посмотрела на Эдуарда:
— Вот ты и объясни. А мне кое-какие бумаги нужны из кабинета Жан-Клода.
— Бумаги, — повторил он.
— Да, бумаги, — кивнула я. — Кажется, у нас есть ордера на ликвидацию тех вампиров, что
— Я думал, никто не знает, что они в городе, — сказал он.
— Они подставили двух вампиров из Церкви Вечной Жизни.
— Энергичные девушки, — сказал Эдуард.
— Эти вампиры — женщины? — спросил Олаф.
Надо отдать ему должное, спросил безразличным голосом.
Мне очень неприятно было отвечать, потому что фотографии на водительских правах были похожи на вампирш Мерсию и Нивию, насколько я их помнила. Теперь понятно было, отчего расшалились две из вампирш Малькольма. Арлекины — шпионы и имперсонаторы, небольшая ролевая игра — как раз в их стиле. Уверена я на сто процентов, что Мерсия и Нивия и есть Салли Хантер и Дженнифер Хаммель? Нет. А почти уверена? Да. Достаточно, чтобы воспользоваться этими ордерами на их ликвидацию? Уж что да, то да.
— Да, обе они женщины, — ответила я, не глядя на него.
— Мы будем их убивать?
— Вероятно.
— А как они выглядят? — спросил он, и голос его уже не был безразличным.
— А какая тебе разница? — спросила Клодия.
Я заставила себя обернуться и посмотреть ему в глаза. Мне пришлось заставлять себя смотреть ему в лицо, отвечая:
— Они соответствуют твоему профилю жертв, если ты это хочешь знать. Одна, может, чуть высоковата, зато другая — ну тютелька в тютельку.
Такая была у него на лице… радость, такое предвкушение, что мне захотелось заплакать, или заорать, или пристрелить его.
— Профиль жертв? — переспросила Клодия. — Это что значит?
— Олаф — спецсотрудник. Наемный убийца, солдат, призрак — и всю это работу он делает отлично.
— Не просто отлично. Лучше всех, — уточнил он.
— Когда-нибудь обсудишь эту тему с Эдуардом. Но свое дело он знает, Клодия. Он прикрывал мне тыл однажды, и оказался… полезен. — Я облизала губы. — Но ни одна женщина, никакой внешности не должна ни в какой момент времени быть с ним наедине.
— Почему? — спросила она.
— Я дал слово, — напомнил Олаф.
— Я с тобой буду обращаться, как с завязавшим алкоголиком, Олаф. Подальше держать от соблазна.
— Мы, насколько я понимаю, этих женщин будем убивать вместе?
Я облизала вдруг пересохшие губы.
— Думаю, да.
— Тогда у меня не будет в другом месте соблазна.
В обычной ситуации навертела бы я в этих вампирах дырок серебряной дробью, пока еще вижу дневной свет. Или старым добрым осиновым колом. Но эти-то из Арлекина, и относиться к ним надо как к мастерам, то есть очень живучим вампирам. Это значит: сперва серебряной дробью, потом обезглавить, удалить сердце и сжечь его вместе с головой. Тело сжечь на отдельном костре. Пепел потом развеять над текучей водой. И если ты уж совсем параноик — над разными текучими водами. Вот интересно, я параноик — или просто осторожна? Эти вампиры чуть не убили Жан-Клода, Ричарда и меня на расстоянии, причем используя силы, каких я раньше никогда не видела. Нет, я не параноик.
Отрезать голову и вынимать сердце — работа очень грязная. Случалось, что ликвидаторы вампиров уходили из профессии после нескольких таких случаев — духу не хватало. А у меня хватит? Да. А позволю ли Олафу помогать? А черт побери, другие добровольцы будут? Эдуард сделает, если я попрошу, но, если честно говорить, разделка тел у Олафа получается лучше. Совершенство достигается практикой, а ее у Олафа много было.
— А что значит, что он как алкоголик? — спросила Клодия.
— Эдуард, расскажи ей. Я пойду документы посмотрю.