Армагеддон был вчера
Шрифт:
Но загогулина вдруг из разноцветной превратилась в ярко-красную, в шкафу что-то взвизгнуло. И это было последнее, что я запомнил из той своей жизни… Здесь нам поначалу скучать не пришлось. Федька-то хоть в тапочках прибыл, а мне пришлось двадцать верст до ближайшего поселения топать босиком. Нам, можно сказать, повезло. Пришли в себя после пробоя и увидели дорожный указатель «Волхов Двор – 20 вёрст». Он стоял на обочине вполне приличной, мощёной булыжником дороги, которая пересекала впадину между холмами. Кругом шумели сосны, светило солнышко, слепни свирепствовали. Как мы добирались до столицы,
Сейчас Федька, как истинный сын избранного народа, занимал должность Старшего Волхва при Царской Школе. Он уже «изобрёл» паровой двигатель, электричество, фотографию, порох, легированную сталь, телеграф, телефон и что-то там ещё по мелочи. В данный момент он решал проблему массового производства медной проволоки и постройки небольшой ГЭС на Днепре. До книгопечатанья у него руки ещё не дошли, и это было мне только на пользу. Потому как я устроился вольным писцом. Уж очень по душе пришёлся местной публике чертёжный шрифт по ГОСТу. Спасибо советской высшей школе…
Я потянулся, осмотрел избу, что досталась мне почти за бесценок. Справная изба, печка большая, стены обиты тёсом, в окнах стекла, маленькие, но много. Куда мы попали благодаря пьяному гению Зисману было загадкой, решение которой отложено до лучших времён или до случая. Так мы решили после долгих попыток придумать внятное объяснение. Потому, что жизнь требовала действий, а не рассуждений.
Нет, в самом деле, такой квас можно употреблять только ближе к вечеру. Не любит здешний городовой пьяниц, махом можно загреметь на исправительные работы. Я потянулся было к чернильнице, но гудение телефона оказалось как раз той уважительной причиной, которой мне не хватало, чтобы снова отложить трудовую деятельность на попозже. Я бросился к аппарату, но домовой опередил. Он выглянул из стены рядом с телефоном, цапнул трубку, прогудел басом:
– Домовой вольного писца Василия. Слушаю вас… . Да, да, дома, даю. Он протянул трубку, преданно глядя в глаза, прошептал:
– Друг твой любезный, Фёдор. Заполошный зело.
– Да, Федь, слушаю.
Голос у друга и вправду оказался возбуждённый:
– Ну так, слушай. Короче, так. Я вчера перекинулся в картишки с одним типом, ты его не знаешь. Ну, он в конце поставил на кон одну занятную вещицу и продул, естественно. Вещица древняя, артефакт из Атлантиды. Довольно редкая, этот олух даже не знал, что у него в руках. Я тут своим показал, у них глазёнки так и заблестели. Эта бирюлька – что-то вроде одноразовой волшебной палочки. Хозяин может загадать любое желание, бросить её в огонь, и готово. Я могу тебя хоть сейчас отправить домой.
Вот те раз!
– Как это – меня доставить? А ты?
– Понимаешь, Вася… Как бы сказать-то… Дел у меня тут много. Столько всего начал, а уйду – всё ведь рухнет. Да и что мне там делать-то? Кому я там нужен…
Радость, чуть забрезжившая в душе, истаяла, как ночной туман поутру. Я посмотрел на домового, глянул в окно. В палисаднике цветёт сирень. По мостовой важно вышагивает урядник, встречный люд кланяется уважительно. Вспомнились шумные, дымные, загаженные
– Ты чего, уснул что ли? – вывел меня из задумчивости Федька.
– Знаешь, Федь. Я, пожалуй, тоже погожу. Что-то мне подсказывает, пожалею я, если вернусь.
– Хы… А и правильно, – он звучно усмехнулся. – Да и Купава закручинится. Без тебя-то.
Я представил огромные, всегда немного смеющиеся глазищи, косу до пола…
– А то ж, боярин. Заныкай бирюльку, может, и сгодится на что. И пойдём-ка вечерком в трактир, а то заработался, небось. Только карты не бери, во избежание.
Федька хмыкнул и повесил трубку. А я хватил с горя ещё ковшик квасу, вышел на крыльцо, посмотрел кругом – красота! В голове крутились слова:
«Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна… »
И солнышко смеялось в небе.
Александр Ладейщиков
Киса сидел за компьютером, обложившись бутербродами с сёмгой, кофе, блокнотами и тетрадями. Он выискивал лекарства в сети для своих знакомых. Знакомые заказывали всяческие заморские снадо бья, наивно полагая, что если тот работает в фармацевтической фирме, то его складские полки ломятся от разных редкостных панацей. Имея личные связи с некоторыми крупными поставщиками, Киса, как провизор, известный в узком профессиональном мирке московских оптовиков, мог заказывать небольшие партии по оптовым ценам, что давало ему небольшой кусочек масла на корочку хлеба…
Мама Кисы была врачом неотложки, всю жизнь проработала в одной и той же конторе. Киса много лет, на правах сына, запросто ходил в её лечебное учреждение, подлечивая болячки у неплохих врачей и внося им скромный наличный взнос «на покупку катетеров».
Обычно мама сидела в своей комнате, отдыхая от суточных дежурств, и просматривая все сериалы. Киса часто заходил к ней, разваливался в кресле, и они беседовали на разные идеологические и международные темы. По абсолютно всем вопросам бытия мама стояла в непримиримой оппозиции взглядам Кисы, отчего он иногда впадал в транс, но не обижался, а жалел её, как женщину «советского покроя».
Сегодня мама пришла с прогулки раньше обычного и заявила с порога:
– Я тут книгу интересную приобрела. Мне на работе Катя… нет, Маша посоветовала. Двести рублей стоит. В ней много схем и табличек, ты её возьми осторожненько, положи в сумочку, а на работе скопируй на ксероксе таблички и заклей их в такие прозрачные обложечки.
Киса хотел сказать, что копир на работе вовсе не фирмы «Ксерокс», а какой-то другой, а файлы и дома есть, но промолчал, не желая очередного идеологического спора.
У себя в комнате, уже перед сном, часа в два ночи, он решил просмотреть книжку. Увесистый том назывался «Радиостэзия. Медицина будущего». Книга буквально была переполнена схемами, которые пестрели значками рун, разнолучевых звёзд и свастик. Почитав текст книги наискосок, он нашёл просто неприличное количество слов «чакра», «биолокация маятником» и «психоэнергетическая сущность астрального тела».
Киса усмехнулся про себя, подумав что-то про Мулдашевых от терапии и Фоменко от фармакологии.