Арман Дарина
Шрифт:
– Мне просто интересно, вы каждую свою женщину избиваете или только мне повезло?
Арман прищурился, девочка не сломалась и продолжала дерзить, вопреки здравому смыслу.
– Ты - не моя женщина, ты - моя рабыня, вещь, как этот стол или стул.
Ламис безмятежно улыбнулась, и невольно мужчина застыл, недонеся бокал до рта. Девушка аккуратно пристроила забинтованную руку на коленях и невинно заметила:
– В отличие от ваших остальных вещей, я могу вполне внятно изъясняться.
– В отличие от остальных моих вещей, я вполне вероятно могу причинить тебе боль.
Принц вальяжно развалился в кресле, закинув ноги на низенький
– Ты меня забавляешь своей бессмысленной смелостью, но если ты думаешь, что я больше не трону тебя, то глубоко заблуждаешься: трону и гораздо сильнее. Я могу быть очень изобретательным в выборе наказания. Подумай об этом, в следующий раз, когда решишь наговорить мне дерзостей.
– Клеймо вы мне выжгли, изнасиловали и избили, - девушка бросила невинный взгляд на принца.
– Просто интересно, что еще можно сделать с человеком, который виноват только в нарушении правил светского этикета?
– Я вижу, ты достаточно пришла в себя, чтобы я показал тебе мой любимый способ извиняться.
– Арман с оскорбительной легкостью проигнорировал ее очередной вопрос.
– Подойди ко мне.
У Ламис промелькнула шальная мысль ослушаться, но мужчина до жути равнодушно, пообещал:
– Я прикручу твои руки к кровати и исполосую плетью спину, потом выжгу клеймо на другом предплечье, не уяснишь урока, приглашу доктора с очень острым скальпелем. Он чисто, профессионально, по очереди, будет отрезать фаланги твоих пальцев сначала на одной руке, затем на другой. Пока не смиришься.
Он поманил девушку, и она безропотно встала перед ним.
– На колени, - скомандовал он, и Ламис опустилась на пол перед принцем. Арман расстегнул застежку на брюках, его рука коснулась ее золотых волос, склоняя голову ниже.
– Поласкай меня, милая.
2
Неясное чувство беспокойства разбудило Армана. Он протянул руку, но вместо теплого тела Ламис ощутил лишь холодные шелковые простыни. Раздражение затопило его, глупая девчонка, так и не уяснила прописные истины повиновения господину. Встал, накинул халат и вышел в гостиную.
Ламис сидела в кресле, прижав ноги к груди. Позади нее стояли двое слуг. Коротким жестом принц отпустил их и смерил оценивающим взглядом, присмиревшую пленницу. Изящные пальчики ног трогательно высовывались из под халата. Лицо спрятано в коленях, золотистые волосы немного растрепаны.
– Пыталась сбежать, - мужчина не спрашивал, а констатировал факт.
– И далеко ушла, Ламис?
Принц чуть потянул за длинный локон, приказывая ответить. Девушка передернула плечиками и глухо, в колени, прошипела:
– Только двери открыла.
– Я же предупреждал, что сбежать от меня невозможно.
Ламис подняла голову и с подозрением огляделась, потом хмуро взглянула на мужчину.
– Клеймо и доктор скоро будут?
Арман присел на ручку кресла, провел кончиками пальцев по нежной коже ее лица и слегка усмехнулся:
– Думаю, обойдусь своими силами.
Девушка смерила его презрительным взглядом, испуга в глазах не было вовсе.
– Прекрасный, мужественный принц избивает слабую женщину. Сказочно, романтично и безумно притягательно. Предполагается унижать меня, пока не сломаюсь?
–
Принц пристально смотрел в зеленые глаза, ожидая ответа. Ему нравилось ее сопротивление. Безрассудство, которое заставляло давать ему отпор раз за разом. Приятное разнообразие после множества согласных на все женщин. Арман привык вращаться в обществе утонченных, искушенных светских красавиц. Их опыт не уступал его собственному, и вот, он уложил в свою постель невинное создание, и это ему неожиданно понравилось. Понравилось настолько, что он решился привязать ее к себе, купить, получить в личное, безраздельное пользование, не особо заботясь о ее чувствах. Какое ему дело до того, что испытывает она? Привыкнет, смириться, понравиться... со временем. По губам принца мягко, обольстительно медленно скользнула улыбка. Открытая, дружелюбная и от этого еще более подозрительная и опасная. Девушка отодвинулась от мужчины, насколько позволяли размеры кресла, и дерзко поинтересовалась:
– Будете бить?
– Боишься?
– Только за вас, - и видя недоумение, отразившееся на лице принца, язвительно добавила.
– В вашем возрасте, и с вашими расшатанными нервами любая физическая нагрузка может привести к весьма печальным последствиям.
Ламис невольно сжалась, ожидая неминуемого наказания за очередную дерзость, но мужчина лишь хищно оскалился.
– Боюсь, твой юный возраст, и твой сумасшедший нрав уже привели тебя к печальным последствиям.
– Мои родители найдут меня, и я всем расскажу, как низко вы пали.
Ни тени сомнения в словах, одна твердая убежденность в собственной правоте. Неужели он был настолько старше и циничней ее? Нет, губы Армана чуть дрогнули в невеселой усмешке, он никогда не был настолько возмутительно наивным, даже будучи в ее возрасте. Жизнь наследного принца не располагает к сантиментам и высоким моральным идеалам. Он не мог позволить себе роскошь благородства и доброты. Он правил твердой рукой, доказывая императору и свету, что способен стать правителем, ни в чем не уступающем своему отцу.
Сейчас он смотрел в широко распахнутые зеленые глаза и молчал. Жалость, недостойное чувство, но принц не смог разбить ее наивные мечты на лучшее в людях. Вместо этого, он встал и бережно привлек ее к себе, целуя макушку золотистых волос.
– Пойдем в постель.
Девушка тут же попыталась высвободиться.
– Сейчас середина ночи, и я хочу спать. Сопротивляться будешь утром, милая.
Ламис лежала неподвижно, стараясь ничем не потревожить сон принца. Она была на редкость здравомыслящей девушкой, и расписала свою жизнь на несколько лет вперед. Она стремилась к одному: вырваться из нищеты, спасти родителей от пагубных пристрастий и зажить обыденной жизнью среднего класса. Именно последнего она желала больше всего: стабильности, предсказуемости и респектабельности. Небольшой особняк с белоснежными занавесками на окнах, ухоженный парк и вымощенная камнем дорога, чинно ведущая к ее воздушному замку. И самое главное, у нее был план, как исполнить задуманное. Ламис училась, старательно училась у старого соседа Вистериуса всему, что он знал. Она изучала науки, чтобы поступить преподавателем в императорскую гимназию для девочек из высшего света. Жалованье откладывать в банк под проценты и кропотливо, по кирпичику восстанавливать семейную усадьбу, возвращая ей былое великолепие. Вистериус уже пообещал дать ей рекомендацию для директрисы учебного заведения, с каковой он был знаком лично.