Армейская пора
Шрифт:
— Правильно, — голосом доброго дяди одобрил его слова Кормилец. А потом уже жестко спросил: — какова же черта ты тогда вскочил? Вот за эту дурость ты сегодня попадаешь на зарядку в особую группу с коэффициентом два.
Новое наказание. Мы уже знакомы со старшиной целых два дня, в он все умудряется удивлять нас новизной в «поощрениях»
Как я сам понимаю, коэффициент два обозначает, что все физические упражнения надо выполнять в двукратном размере. Бедный Димка!
К Возмищеву я уже давно не таю зла. Два дня, как минимум. Потому как наглости у него много, а вот сил и возможности лидера нет совершенно.
Внезапно Кормилец целенаправленно направился ко мне. Растудыть твою ж мать! Что же я сделал такого? На всякий случай слабыми движениями проверил выражение лица. Вдруг оно выдает меня? Лыбится, например, в наглую. Но нет, лицо сонное, в меру нейтральное
Малов остановился у меня в ногах. Видно, что побаивается. Ох, я и влип, сейчас, я сам себе буду жаловаться и скулить.
— Рядовой Ломаев, — ровно сказал он мне, — в личном деле написано, что ты не русский?
— Так точно! — отрапортовал я. Лежа смирно не вытянешься, но я так лежал, что было видно — лежащий уважителен к спрашивающему, — я удмурт.
Кормилицу, впрочем, этого было мало. он заинтересованно изогнул фигуру, хотя на лице было полное равнодушие.
Вот ведь паразит! Было б мне восемнадцать дет, наверняка у меня уже был бы сильный энурез и я испортил бы постельное белье. Но, увы, Кормилец, к твоему разочарованию, мне уже под полста лет и еще четверть условно. И уж малолетние надзирателя меня точно не сподобят на всякие глупости.
Так что на все эти эскапады сержанта Малова я посмотрел на него безмятежным взглядом синих глаз. Мол, что тебе надо, безнадежный дурачок? Кормилец в прострации задумчиво погладил подбородок. Похоже, сегодня он сумел впустую проиграть один из своих лучших психологических опусов. Но ведь все когда-нибудь случается в первый раз! Он стремительно наклонился над странным солдатом, правда, при этом на изрядном расстоянии:
— А, скажи-ка мне, кормилец, как у вас будет называться бог? Очень хочется узнать, просто сил никаких нет.
Оп-па! Зачем ему это? Не знаю, как на счет победить, но вот удивить он меня сумел. Надо ответить человеку, ждет ведь, бедолага:
— Кажется, Инмар. А вообще я не очень силен в удмуртской мифологии.
Малов также стремительно разогнулся: — Инмар. Прикольно как, — обратился к остальным призывникам, — слушайте все! Сегодняшняя зарядка будет проводиться рядовым Ломаевым. Вопросы? — он обвел взглядом помещение с новобранцами.
Те, разумеется, ему не ответили. И не только из-за боязни малознакомого еще сержанта, который очень даже становился неким Господом. Во всяком случае, в ближайшее время. Но еще больше их бросала в оторопь стремительная смена обстановки. Даже в таком юном виде с пластическим сознанием это было чрезмерно. Требовалось хотя бы чуть-чуть обдумать произошедшее и решать, как и где они будут жить и служить.
Я же лихорадочно поискал в мозговых закоулках всю информацию о методах и технологиях зарядки. Их было много, но требовалось найти лучшее и причем не очень тяжелое. Ведь, как это бывает всегда, морально запачкаешься сразу, будешь потом чиститься всю армейскую жизнь. Оно мне надо.
Между тем Кормилец, решив,
— Внимание, рота подъем!
Новобранцы, еще почти не готовые к этому практически, хотя знакомые теоретически, хотя бы по тем же художественным фильмам, что такое солдатская побудка, начали лихорадочно, хотя и неумело одеваться и выбегать в большой санузел, состоящий, как всегда, из туалетов и умывочной.
Малов некоторое время с любопытством наблюдающий за суетой, отвлекся на меня:
— Рядовой Ломаев, кормилец, разрешаю вам уже командовать. Удиви меня до изумления!
Ха, разрешает он. И чего де здесь командовать?
Здесь туалет в шесть очков, там умывалка в шесть кранов. И что де я придумаю, что я ребятам скажу?
Модернизация процесса в сей момент была минимальная. Я сам вышиб вторую дверь, почему-то закрытую. Ребятам приходилось вбегать и выбегать в один узкий вход, что обязательно вызывало ненужную сутолоку и нервотрепку.
Да, еще успокоил пару раз тех сволочных драчунов, которым все было плохо.
А что я еще мог сделать? Я, между прочем, такой же рядовой необученный, как и все. И возможностей у меня дополнительных никаких нет, и самому надо в туалет и умыться.
Но как-то опростались и умылись без сутолоки и кутерьмы в сравнительно короткий срок. В норму, во всяком случае, уложились и замечания от Кормильца не получили, и то хорошо. Здесь ведь не в замечании дело. Конечно, с ехидной улыбкой и подколкой, да при всех, это морально очень неприятно и неудобно.
Но главное, довеском к замечанию было наказание. И не весть новые они или старые, а что это физические наказания!
Ну а потом на улицу, в ноябрьскую холодину. Еще раз, слава Богу, это Германия, а не нашенская Сибирь. Здесь зимой не жуткий мороз, а всего лишь слякоть. Но все равно, с учетом, что мы выбежали голые по пояс, так сказать топлес, ха-ха. Но даже сырой промозглый ветер был уже достаточен, чтобы ребята стали стремительно синеть. Не дай Боже, заболеют!
Я тоже был без футболки и ежился под порывами ветра. Но я все-таки был закален в прошлой жизни, да и в этой сколько бегал н настоящих удмуртских морозах. А вот остальные, попав в первый раз в такую обстановку, откровенно мучались. Некоторые по глазам было видно, были готовы закричать Маму. Вот ведь маменькины дети!
В данном случае, как не крути, а получается, что именно человек кузнец своего счастья. Все равно ведь из офицеров и старослужащих никто не поможет. Еще и издевнуться над нами. Мол, попались, зеленые первогодки, это вам не у мамки под юбкой!
Как по мне, так надо обязательно двигаться. Если остановишься и замерзнешь, точно заболеешь. И ладно бы еше простудой, ОРЗ или всяким гриппом, тогда еще неопасным, так ведь заболеешь воспалением легких. И что из того, будто есть антибиотики и, скорее всего, не умрешь. А что та часть легких, которая заболеет, навсегда отомрет, вас это как бы не касается?
Не стал из-за этого ждать отстающих, построил в колонну по два и неспешно погнал пока вокруг здания. Протестующие, рассчитывающие, что я быстренько проведу зарядку и заведу в теплое здание, вскоре замолкли. И бежать тяжело с нудными жалобами и требованиями, и сержант Малов, к которому все это, собственно, и было обращено, не обращал внимания.