Армия Судьбы
Шрифт:
Когда-то здесь, на пологой вершине невысокого холма была застава, хранившая подходы к Проклятым долинам Ктэйла. Высокая башня возносилась к небу, и неусыпным дозором несли службу бдительные стражи, отваживая любого, кто вольно или невольно решил сунуться в широко раскрытую пасть ущелья. Ныне, спустя, может, двести, а может, и пятьсот лет, осталась лишь жалкая россыпь обтесанных камней в зарослях дикоцвета и полыни. Дороги тут вообще никогда не было как таковой.
– Что скажешь, мастер Роканд? – спросил у проводника Альс. – Задержаться ли нам на этом месте до рассвета или можно двигаться дальше прямо сейчас?
– Только
В отличие от приснопамятного Драконьего ущелья, Ктэйл вовсе не являлся узкой щелью в скалах. Одна каменная стена отстояла от другой как минимум на один полет стрелы. И если бы не неопровержимые доказательства обратного, то Альс назвал бы Ктэйл высохшим руслом древней реки. Таких мест в степи хватало, но там крутые склоны каньонов были почти гладкими. Исчезнувшие реки медленно резали земную породу и успевали основательно сгладить берега. В Ктэйле же был лишь изрядно выветренный и изъеденный эрозией камень, огромные гранитные валуны и черно-серый песок дна, похожий на пепел. Издали все это выглядело весьма зловеще. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что кое-где через слой гравия сумели пробиться травы и меж камнями проросли деревья. Среди осыпей образовались целые рощицы цепких и жизнестойких скалолазок, в которых перекликались птицы. Альс снова с нескрываемым уважением покосился на сгорбленного мастера Роканда. Существа, всем своим видом доказывающего жестокому миру, что никакое телесное несовершенство не помеха жажде открытий, если хватает силы духа и отваги. Никто из могучих воинов, отважных путешественников и жадных купцов в течение столетий не осмелился отправиться на разведку в Ктэйл, а маленький, скрюченный тысячей болячек человек не побоялся и рискнул. На собственные средства эльф купил проводнику подходящего размера пони, чтобы тот мог влезать в седло и слезать на землю без унизительной помощи посторонних. И теперь мастер Роканд гордо восседал на черно-белой лошадке, указывая путь.
– Надо внимательно следить за склонами, – предупредил он. – Там полным-полно горных львов.
Несколько раз Сийгин замечал мелькание серо-палевых теней среди камней. Но караван был чересчур многочисленным, чтобы пробудить у хищников охотничьи инстинкты.
– А как ты оборонялся от львов? – полюбопытствовал орк у Роканда.
– Днем шел с факелом, обмазанным горючей смолой, а ночью прятался в маленьких пещерках, куда зверю не залезть. Тут таких множество.
– Они могли напасть всей стаей.
– Горные львы живут и охотятся поодиночке и скорее передерутся меж собой, чем нападут группой.
– Откуда знаешь?
– Изумрудный Гарани в своем труде «Все земные твари» описал маргарских горных львов, а здешние точно такие же. Видно, в свое время часть откочевала сюда, – охотно пояснил проводник.
Безопасности ради на ночь караванщики ставили свои фургоны в круг, а по центру импровизированной крепости жгли костер. Стража менялась каждые два часа. Дежурили по четверо, и один из часовых был непременно лангером. В тангарских караванах хозяин несет вахту так же, как и его подчиненные, без всяких скидок на возраст и достоинство. И если кому и было тяжко, то только Торвардину, и то морально. Его двойственное положение в обществе сородичей превращало каждое дежурство в пытку. Молодые тангары, совершенно не понимая, как вести себя с лангером, который одновременно имеет столь же невысокий общественный
– Ага! – сказал Пард. – Вот теперь ты почувствуешь себя в шкуре эша.
Шкура эта оказалась тесна и крайне неудобна. Особенно если все время помнить, что ты сам на себя ее натянул. На привалах Тор сидел в сторонке, не принимая участия в разговорах сородичей, незваный и, главное, нежеланный собеседник.
– Я стал настолько другим, что даже не верится, – признался он Яримраэну. – Я словно уже и не принадлежу к своему народу. Мне претят их замкнутость и исконная тангарская приверженность вековым традициям. Все эти запреты дурацкие, жесткие правила.
– Ты считаешь, что традиции эльфов менее стойки, а предубеждения менее глубоки? – невесело усмехнулся принц-изгнанник. – Ты сильно заблуждаешься. Устои сильны именно тем, что дают опору всем и каждому без исключения. Даже тогда, когда в том нет никакой нужды.
– Да, наверное, кому-то надо каждый миг своей жизни ощущать за своей спиной мудрость предков, но если чувствуешь в себе силы стать чем-то большим…
– Тогда ты идешь в лангеры. Ты так и сделал.
– Но я не перестал быть тангаром…
– А Сийгин не перестал быть орком, – снова перебил Торвардина принц. – А я бы и рад оставаться просто эльфом, но кровь моего отца не дает мне быть самим собой, как я всегда этого хотел.
Кровь Пламенного Дома – непростое наследство. Когда твои глаза синее самого синего моря, когда твои волосы словно платиновое знамя, когда твоя шея просто не умеет гнуться в поклоне пред достойнейшим из достойных, когда самая прекрасная и любимая женщина страшится могущества имени твоих предков… В самый раз только и желать каждый миг своей проклятой жизни втоптать эту кровь в самую вонючую грязь. Да поглубже!
– Не суди своих сородичей, сын Терриара, они видят лишь то, что их научили видеть, – твое бритое лицо.
– Я знаю. Нельзя судить о Парде по всем оньгъе, нельзя по мастеру Роканду – о всех людях. Но от этого мне еще тяжелее. Для вас я – равный. Не только для лангеров, для всех остальных, кто не тангар, тоже. А для родичей я всего лишь неженатый парень, которому каждый бородач может указывать, что делать и как жить.
Яримраэн сощурился на тоненький серпик Сирин и философски заметил:
– Не зря ведь жрецы твердят, что мы все покараны богами и разделены на четыре народа.
– Жрецы каждый раз болтают все, что им в голову взбредет. Что ни век, то новую глупость, – вмешался в беседу Мэд Малаган, известный всей степи своим неверием ни в богов, ни в Пеструю Мать. Оставалось только гадать, как такому богохульнику сама же Предвечная и благоволит. – Люди и нелюди каждый раз вертят своей верой, как затертой скатертью. В одном месте пятно найдется – другой стороной перевернут.
– О тангарах такое не скажешь, – заступился за веру предков младший из подручных Анарсона – троюродный внук кузена сводного брата матери его супруги, совсем молоденький мальчик по имени Юртарин. – Каноны Священного огня незыблемы.
Тор благоразумно промолчал. Они с Мэдом спорили время от времени на божественные темы до хрипоты, и аргументы у эрмидэйца порой даже его самого наводили на странные мысли.
– А ну-ка, изложи мне постулаты своей веры, Юртарин, – азартно попросил Малаган, предвкушая неплохое развлечение.