Аромат цитрусовых
Шрифт:
Черт побери, лучше бы она молчала.
Лучше бы она сказала, что испытывает удовольствие, глядя на его страдания.
Не смогла отказаться.
Она отказала в приглашении Ксавье с безжалостной легкостью, но при этом не смогла найти слов, чтобы отправить Галпина куда подальше.
У него снова начинают дрожать руки.
— Как ты можешь быть такой?! Как ты можешь спокойно спать ночами, зная, что разрушаешь все, к чему прикасаешься?! — чеканя слова, выплевывая всю накопившуюся внутри горечь, он шаг за шагом приближается к замершей Уэнсдэй. Та следит за его движениями пристальным немигающим взглядом, тонкие пальцы комкают кружевной подол платья, но по крайней мере сейчас Аддамс действительно его
— Так уйди, — Уэнсдэй скрещивает руки на груди, с явным раздражением поджимает губы. Ксавье не вполне уверен, но кажется, какая-то из его фраз разозлила ее. Ее грудь под полупрозрачной тканью платья начинает вздыматься чаще, и это зрелище заставляет его нервно сглотнуть.
— Я бы рад уйти, но не могу… Слишком поздно. Ты связала меня по рукам и ногам, — признание даётся ему на удивление легко, словно отрепетированный заранее текст. Оказывается, признать поражение не так уж сложно, он даже не чувствует себя проигравшим.
— Но я ничего не делала.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Уэнсдэй? Ты не понимаешь природы человеческих чувств и, хуже того, даже не пытаешься понять, — он продолжает надвигаться на неё, расстояние стремительно сокращается, и Аддамс невольно отступает назад.
— Это не для меня, — она едва заметно напрягается, сжимает руки в крохотные кулачки, обычно сосредоточенный взгляд начинает бегать по сторонам. Ах да, она ведь считает его монстром. Наверняка ждёт, что он начнёт превращаться у неё на глазах, а потом попытается разодрать когтями ее прелестное равнодушное личико.
— Ты хоть что-нибудь чувствуешь, ну хоть что-то? Ты когда-нибудь ощущала боль? Или сочувствие? Или… желание?
— И что тебе даст это знание?
— Всего лишь хочу понять, есть ли в тебе что-то живое.
Ещё один маленький шаг, и Уэнсдэй упирается спиной в стену. В другое время Ксавье не посмел бы приблизиться к ней, но алкоголь в крови придаёт решимости, поэтому он не останавливается. Сократив расстояние до минимального, он упирается правой рукой в стену позади неё, и она чуть заметно вздрагивает от этого движения. Но выражение лица остаётся по-прежнему непроницаемым, самообладание явно одно из самых сильных ее качеств. Но даже самая неприступная крепость имеет слабые места, надо только их нащупать.
Ксавье прикрывает глаза от удовольствия, глубоко вдыхая ее запах — сегодня он более концентрированный, очевидно, для так называемого выхода в свет она воспользовалась парфюмом неоднократно.
— У тебя выражение лица как у маньяка. Учти, тебе не удастся убить меня незаметно, в соседнем зале куча народу, — по привычке язвит Аддамс, но он игнорирует ее слова.
— Даже если бы я впрямь был монстром, я бы не стал убивать тебя при свидетелях, — Ксавье шепчет это едва слышно, склонившись к ее уху. Высокие каблуки немного скрадывают разницу в росте, но ему все равно приходится наклонить голову максимально низко.
Что же, кто не рискует…
Сделав глубокий вдох словно перед прыжком в ледяную воду, он приподнимает левую руку и невесомо проводит пальцами от ее запястья к сгибу локтя, а затем обратно. Ее кожа холодна как у покойника, но при этом нежна словно тончайший шёлк, и Ксавье бросает в жар — наяву все оказывается в разы приятнее, чем во снах. Уэнсдэй не реагирует, но и не сопротивляется, она неподвижно замирает на месте, гибкое тело напряжено как натянутая гитарная струна. Внутренне готовясь получить отпор, Ксавье берет на себя смелость продолжить. Следующим движением он касается пряди волос, пропуская меж пальцев гладкий смоляной локон. Аккуратно заправляет его за ухо и скользит ладонью по щеке — бережно, изучающе, едва касаясь. Даже эти невинные прикосновения заставляют его ощутить напряжение в паху.
Интересно,
Ее взгляд прямой и пронизывающий, глаза в глаза. Губы чуть приоткрыты, как всегда в минуты растерянности. Не прерывая зрительного контакта, Ксавье кладёт свободную руку ей на спину, Уэнсдэй инстинктивно выгибается вперёд, стремясь избежать прикосновения, и тем самым окончательно загоняет себя в ловушку — теперь между ними нет ни миллиметра расстояния. Осознав свою ошибку, она резко выдыхает и пытается освободиться, но Ксавье мягко, но уверенно предотвращает побег, сильнее сжав тонкую талию. Впрочем, так ли сильно она хочет сбежать? Он знает, что ей вполне по силам вырубить его всего несколькими точными ударами. Даже несмотря на высоченные каблуки.
На фоне гремит музыка, но Ксавье не слышит ничего, кроме участившегося дыхания Уэнсдэй. Он не знает, от чего она вдруг начинает дышать быстрее — то ли от волнения, то ли от злости… И не решается спросить. Она статична словно статуя, она не обнимает его в ответ, но одно только ощущение ее тела в собственных руках выбивает почву из-под ног. Давление в брюках усиливается, пульс давно зашкаливает за сотню, и ему стоит колоссальных усилий сдерживать себя. Отчаянно хочется впиться в столь манящие губы жадным поцелуем, но он понимает, что спешка может все испортить. И ему страшно продолжать. От волнения Ксавье ощутимо трезвеет, и уверенность в себе испаряется вместе с градусом в крови. Что, если она прямо сейчас оттолкнёт его и уйдёт к недоумку Галпину, который наверняка разыскивает ее по всему танцполу?
Может, стоит спросить разрешения поцеловать ее?
Нет. Плохая идея.
В случае с Аддамс спросить о чем-то значит автоматически получить отказ.
Она ведь все ещё здесь, верно?
А другого шанса может не представиться.
Разом решившись, он склоняется и целует ее. Чисто физически все это максимально неловко — Уэнсдэй не поднимает головы ему навстречу, и Ксавье приходится согнуться так, что шея мгновенно затекает. Губы Аддамс остаются сомкнутыми, он пытается приоткрыть их языком, но тщетно. Но ему достаточно и того, что она позволяет себя целовать и даже закрывает глаза, очевидно, концентрируясь на новых ощущениях. У Ксавье снова кружится голова, словно аромат ее кожи увеличивает градус в крови до максимально допустимого. Он прижимает Уэнсдэй к стене своим телом, движение выходит слишком резким, и она ударяется плечом о выступающий камень. Ксавье разрывает поцелуй и чуть отстраняется, внимательно наблюдая за малейшими изменениями ее мимики. Умело подведённые глаза слегка сужаются, глядя на него с… интересом? Впрочем, он не питает ложных надежд — это не интерес юной девушки, только что познавшей первый поцелуй, это скорее интерес патологоанатома, обнаружившего, что считавшееся мёртвым таковым не является.
— Извини, — на всякий случай произносит Ксавье, которому становится неуютно под ее тяжелым взором.
— Почему ты остановился?
Уже который раз за этот бесконечный день у него вышибает воздух из лёгких.
— Я… думал… Ну я решил, что тебе не очень понравилось.
— Это оказалось чуть лучше, чем я ожидала.
На этот раз склоняться в три погибели не приходится — они тянутся друг к другу одновременно, Уэнсдэй приподнимается на цыпочки, и их губы вновь встречаются. Она все также не целует Ксавье в ответ, но предоставляет относительную свободу действий, немного приоткрывая рот. Желание обладания накрывает его с головой, он больше не может быть нежным — прикусывает ее нижнюю губу, сильнее стискивает тонкую талию, опускается поцелуями на шею, оставляя дорожку из мелких укусов от ключиц до мочки уха. Вжимает в стену с таким рвением, что ей наверняка становится больно. Руки Ксавье скользят выше, но коснуться груди даже через ткань платья он не осмеливается, зато с удовольствием чувствует, как ускоряется ее сердцебиение. У неё обычное живое сердце, оно качает обычную теплую кровь, и оно остро реагирует на его близость, а значит и ей не чуждо ничто человеческое.