Аромат лимонной мяты. Книга первая
Шрифт:
Все комнаты в постоялых дворах Косой аллеи и даже Лютного переулка были сняты на несколько месяцев вперед. Владельцам гостиниц пришлось задействовать силы министерских магов, чтобы расширить пространство зданий и вместить всех эвакуированных из магловской части города волшебников.
«Ежедневный пророк» в режиме нон-стоп возносил хвалы Великой Хогвартской четверке, тысячу лет назад окружившей магический квартал защитными заклинаниями такой силы, что они держали удар извне до сих пор, а заодно пел дифирамбы Альбусу Дамблдору.
Да, как раз тогда это имя прогремело на всю магическую Британию.
В кулуарах министерства поговаривали, что у Дамблдора был информатор в ближайшем окружении Гриндевальда. Но называть его имя профессор категорически отказывался, мотивируя это тем, что не желает подставлять достойного волшебника-патриота, оказавшего неоценимую услугу магической Британии и продолжающего свой опасный и благородный труд.
Боргины свернули в Лютный переулок и подошли к своей лавке. Рядом с ней крутился высокий подросток лет четырнадцати в бедной магловской одежде. На нем было черное поношенное пальто и такого же цвета брюки, на ногах грубые ботинки, а на голове кепи с козырьком. Он внимательно рассматривал витрину.
Брутус просто физически почувствовал, как сатанеет его отец. Дело в том, что для Боргина-старшего люди делились на три неравные группы: достойные, шваль и прочие.
В первую входил он сам и немногочисленные богатые клиенты лавки, во вторую маглы и грязнокровки, а в третью, как можно судить из названия, все остальные, включая собственного сына и делового партнера. Перед первыми он лебезил, вторых смешивал с грязью, а на третьих плевал.
Сейчас мистер Боргин-старший категорически не оценил интерес к своему магазину со стороны столь явного представителя второй категории и церемониться не собирался. Выхватив палочку из рукава, он направил ее на сомнительного грязнокровку, а в следующий момент потрясенно замер.
Брутус, не сообразив, в чем заминка, высунулся из-за спины отца и остолбенел. Подросток задумчиво крутил в длинных тонких пальцах палочку Боргина-старшего, словно размышляя, что с ней делать: сломать, выбросить или оставить себе. Но больше всего Брутуса поразил не ошарашенный вид обезоруженного отца, уставившегося на собственную палочку в чужих руках, а то, что из левого рукава пальто мальчишки на секунду высунулся длинный раздвоенный язык и тут же спрятался обратно.
«Он змееуст?! Тогда он далеко не грязнокровка! Отец, наконец, нарвался!» — пронеслось в голове у Брутуса, который был готов расцеловать мальчишку, окоротившего его родителя.
В этот момент подросток поднял глаза на Боргинов и, слегка закинув голову назад, улыбнулся. Темноглазый и темноволосый, он был весьма красив, а улыбка его была хотя и холодной, но очаровательной. Однако только до того момента, пока правый уголок рта не поднялся чуть выше. Теперь это была уже не улыбка, а усмешка, даже ухмылка. Он словно бы говорил: я все запомнил.
– Интересный у вас подход к клиентам! — сухо проговорил
Боргин-старший хмыкнул, кивнул головой в знак согласия и открыл дверь. Зайдя внутрь, подросток положил палочку хозяина лавки на стойку и прошелся от витрины к витрине, внимательно разглядывая выставленный товар.
Да, посмотреть там было на что! На полках были разложены кости разной длины и формы, колоды карт, стеклянные шары и бараньи лопатки для гадания, амулеты-медальоны и амулеты-кольца, хрустальные глаза всех размеров, неотрывно следящие за покупателями. На стенах висели злобно скалящиеся маски и разнообразные плети и кандалы. А в дальнем темном углу на скромной, неприметной подставке лежала даже груша мучений. Рядом стояли испанский сапожок и самый что ни на есть аутентичный стул Иуды(4)!
Необычный визитер, впрочем, не слишком заинтересовался всем этим богатством. Единственным предметом, привлекшим его внимание более чем на минуту, была сушеная рука, заляпанная кровью.
– А у тебя хороший вкус, — небрежно произнес Боргин-старший, убирая палочку в карман. — Это Рука славы. Вставь в нее свечу: она осветит тьму и откроет перед тобой любую дверь! Хочешь приобрести?
Брутус, прекрасно знающий весь ассортимент лавки и его особенности, напрягся: неужели он клюнет на эту редкостную гадость?
Мальчик обернулся и поинтересовался:
– Я произвожу впечатление скорбного умом? С чего вы решили, что я польщусь на проклятый предмет?
– Ты оскорбляешь товар в моей лавке! — возмутился Боргин-старший.
Брутус заметил, как мальчишка небрежно сунул левую руку в карман и сжал ее в кулак. Нервничает?
– А почему не «мой» товар в моей лавке? — медленно и безразлично, даже с некоторой ленцой, спросил он, делая легкий, но заметный акцент на слове «мой». — Ах да, какой я глупый! Ведь, если вы вслух признаете себя хозяином Руки, активизируется посмертное проклятие(5) повешенного убийцы и все существа, считающие это место своим, попадут под его действие.
Брутус, раскрыв от изумления рот, восхищенно уставился на подростка: нет, он точно не грязнокровка, даже многие чистокровные не знают об этом. А в следующий момент ему прилетела оплеуха от отца, решившего выпустить пар.
– Марш в подсобку! — рявкнул он. — И не крутись под ногами!
Под внимательным и даже сочувствующим взглядом посетителя, Брутус со всех ног бросился в дальнюю комнату. Не от испуга: к подобным проявлениям отцовских чувств он вполне привык. Нет, у Брутуса появилась теория относительно их необычного визитера.
Влетев в подсобку, он метнулся к книжному шкафу и выудил оттуда огромный тяжеленный том. Устроившись на полу, он начал листать пергаментные страницы, лихорадочно шепча:
– Владеет парселтангом. Но на иммигранта не похож. Значит, кровная линия Слизерина. Последние живые потомки — Гонты. Где же они? А… вот… Глава рода — Марволо Гонт. Имя напечатано зеленым: жив. Двое детей. Морфин Гонт и Меропа Гонт Риддл. Сын тоже жив, но имя выделено красным. Сидит в Азкабане?! Законных детей у Морфина нет. По незаконным не ясно. Теоретически он может быть и бастардом Морфина, и бастардом Марволо.