Ароматы кофе
Шрифт:
— Неужели ты не видишь, — воскликнул я в отчаянии, — что ты все больше и больше становишься похожей на своего отца? Если что решила, тебя ничем не остановить.
На мгновение глаза ее гневно сверкнули. Но, взяв себя в руки, она сказала:
— Пусть так, Роберт. Да, я согласна, я такая. И именно поэтому там должна быть именно я и никто другой.
Ее арестовали при первой же попытке. После я все думал, не намеренно ли она старалась все делать на виду, не ловила ли специально момент,
Суд над ней был на удивление краток. Поскольку своей вины она не отрицала, выступлений в защиту не было. Производивший арест чиновник зачитал свои показания, прокурор произнес несколько слов, судья огласил приговор — десять шиллингов штрафа или три недели тюремного заключения.
— Я предпочитаю тюрьму, — спокойно сказала Эмили.
Ее слова были встречены аплодисментами собравшихся на галерее суфражисток. Судья стукнул молотком, призывая к тишине.
— Вы отказываетесь выплатить штраф?
— Я отказываюсь признать правомерность данного судилища, которое оплачено и моими налогами, но без моего согласия.
— Ну что ж. Уведите ее!
Я попытался подойти к ней, но меня не допустили. И я топтался среди ожидающих, надеясь хотя бы мельком увидеть ее, когда ее повезут в тюрьму Холлоуэй. Среди собравшихся я заметил Брюэра, одетого, как на похороны. Пробиваясь ко мне сквозь толпу, он надсадно прокричал:
— Теперь вы довольны, Уоллис? Или вам еще мало несчастий, которые вы навлекли на мою жену?
— Я не меньше вашего страдаю, что она попала в тюрьму, — в отчаянии произнес я.
Как раз в этот момент от здания суда отъехала «Черная Мария». [74] Автомобиль медленно пробивался сквозь массу народа, звоном колокола призывая людей освобождать дорогу. Эмили, сидящую сзади, увидеть было невозможно, но мы все громкими криками и рукоплесканиями старались подбодрить ее. Я все время представлял себя на ее месте и то, каково ей теперь.
Как вдруг я заметил еще одно знакомое лицо. Поспешив, чтобы не упустить ее, я выкрикнул:
74
Тюремный автомобиль, окрашенный в черный цвет.
— Ада? Ада Пинкер?
Она обернулась:
— Надо же, Роберт!
Она остановилась, а также и другая женщина рядом с ней.
— Я не предполагала вас здесь встретить.
— И я вас. Вы прибыли из Оксфорда? Эмили говорила мне, что вы замужем за тамошним профессором.
— Да. У нас там как-то нормальнее, нет такой дикости, как у вас в Лондоне. — Ада вздохнула. — Я в ужасе от всего этого.
— Я тоже. Эмили совершенно непреклонна. Подозреваю, что она предпочтет голодовку.
— Мы надеемся, что сможем ее повидать, — и Ада кивнула на свою
Я повернулся к другой женщине:
— Кажется, я не имею удовольствия…
— Имеете, мистер Уоллис, — произнесла она голосом, показавшимся мне чем-то знакомым. — Хотя насчет удовольствия я сомневаюсь. Подозреваю, у вас сохранились обо мне не слишком радужные воспоминания.
Должно быть, мое лицо выразило явную растерянность, потому что Ада сказала:
— Филомена очень повзрослела с тех пор, как вы с ней виделись в последний раз.
— Боже милостивый… Лягушонок?
Юная женщина кивнула:
— Хотя теперь немногие меня так называют.
Я всмотрелся в ее лицо. И уловил лишь отголоски тех детских черт, что сохранились в памяти. Ее лягушачьи, с выпуклыми веками глаза преобразились. Вернее изменилось само лицо. И теперь глаза придавали ему необычное выражение, будто она только что проснулась.
— Я сохранила все ваши письма, — добавила Филомена. — Доводила сестер до исступления, приставала к ним: когда придет очередное. Я даже наизусть учила ваши письма.
— Весьма сомневаюсь, что их стоило перечитывать, — сказал я.
Мы шли от зала суда под гору вниз вместе с остальной толпой.
— «Можешь передать Аде, что, если хочет выйти замуж, то ей ни в коем случае не следует скалывать волосы на затылке», — процитировала Филомена. — «Здесь в этих целях принято выбивать себе парочку передних зубов, мазать бритую голову ярко-желтой краской и растленным ножом изрезывать зигзагами свой лоб. Только в этом случае вас признают красавицей и будут всегда приглашать танцевать».Вы, конечно же, помните эти свои слова?
— Боже милостивый, — пробормотал я снова. И перевел взгляд на Аду: — Неужели я был настолько бестактен? Прошу вас, простите меня!
— Не стоит извинений, — сухо сказала она. — Муж у меня этнолог, и бестактные сравнения с особями, чьи головы вымазаны ярко-желтой краской, меня уже не смущают.
У станции метро она остановилась.
— Нам в западном направлении. Дать вам знать, если узнаю что-нибудь об Эмили?
— Да, прошу вас! — Я вручил им свою визитку. — И, несмотря на печальные обстоятельства, было очень приятно снова встретиться с вами обеими.
— Взаимно, — тепло сказала Ада.
Мы обменялись рукопожатиями. Когда я пожимал одетую в перчатку руку Филомены, она сказала:
— Мне всегда было любопытно, мистер Уоллис, сочиняете ли вы еще свои нелепые стишки?
Я отрицательно покачал головой:
— Очень надеюсь, что полностью избавился от этого вздора. Правда, в последнее время столько всякого вздора исходит от нашего правительства.
— Это верно, — сказала Ада озабоченно. — Уж слишком они держатся за свои принципы. Очень надеюсь, что у Эмили все благополучно обойдется.