Ароматы кофе
Шрифт:
Линкер обернулся, увидел меня, бросил деловито:
— Беру четыре тонны бразильского и одну тонну цейлонского.
— Простите, как? — недоуменно переспросил я.
— Оплачу транспортировку пароходом при условии, что за время перевозки порчи не окажется.
Я сообразил: он диктует.
— А, понятно… Прошу вас, продолжайте.
Прозвучало нагло, Пинкер нахмурился.
— …Десять процентов будет удержано в счет будущих поставок. Остаюсь,
Последний возглас явно относился ко мне. Я сел.
— Кофе, Дженкс, будьте добры! — сказал Пинкер секретарю. — Номер четыре и номер десять, затем восемнадцать. Это я подпишу в ваше отсутствие. — Переведя взгляд на меня, он сухо произнес: — Вы, мистер Уоллис, назвались писателем.
— Да, верно.
— Но мои секретари не смогли отыскать ни единого вашего творения в книжной лавке на Чаринг-кросс. В платной библиотеке У. Х. Смита о вас и слыхом не слыхали. Даже, как ни странно, литературный редактор «Блэквуд Мэгэзин» с вашими творениями не знаком.
— Я — поэт, — сказал я, несколько обескураженный дотошностью расследований Линкера. — Но пока не публикуюсь. Мне кажется, я определенно дал вам это понять.
— Вы упоминали, что пока не слишком известны. Но вот я обнаруживаю, что о вас вообще никто ничего не слыхал. Вряд ли стоит говорить о степе ни известности, когда известий как таковых нет, не так ли?
Он тяжело опустился на стул по ту сторону стола.
— Приношу извинения, если я создал у вас превратное впечатление. Но…
— Оставим впечатления. Точность,мистер Уоллис! Единственное, что я требую от вас, и от кого бы то ни было, это точность.
В «Кафе Руайяль» Пинкер, пожалуй, вел себя не так уверенно, я бы даже сказал несколько застенчиво. Здесь, на своей собственной территории манеры его приобрели некоторую властность. Он вынул вечную ручку, снял колпачок, потянулся к стопке писем и принялся подписывать одно за одним с невероятной скоростью, не переставая при этом изрекать:
— Скажем, я. Смог бы я называться торговцем, если бы в жизни не продал ни единого мешка кофе?
— Любопытная постановка вопроса…
— Ни в коем случае. Торговец — тот, кто торгует. Ergo: если я не торгую, я не торговец.
— Но по той же логике, писатель тот, кто пишет, — заметил я. — Строго говоря, необязательно, что его читают. Только желательно.
— Гм… — Пинкер, казалось, осмысливал мои слова. — Очень хорошо.
У меня возникло ощущение, будто я выдержал некий экзамен.
Вернулся секретарь,
— Итак, — произнес его хозяин, жестом указывая мне на поднос, — что вы скажете на этот счет?
Кофе был явно только что сварен — запах густой, приятный. Под выжидающим взглядом Пинкера я отпил из одной чашки.
— Ну, как?
— Превосходно.
Он поморщился:
— И только? Писатель вы или нет? Не ваше ли ремесло подбирать слова?
— Ах, это…
Теперь до меня дошло, что от меня требуется. Набрав в грудь побольше воздуху, я начал:
— Этот кофе исключительно… полезен для здоровья. Как альпийский санаторий… нет… как курорт на побережье моря. Трудно представить к завтраку что-либо иное, возбуждающее бодрость и активность, целебнее, животворнее, чем кофе Линкера к завтраку. Оно улучшает пищеварение, концентрацию мысли и одновременно поднимает настроение.
— Что-о-о? — Торговец выкатил на меня глаза.
— Разумеется, надо немного подработать, — скромно заметил я. — Но, по-моему, в общем и целом…
— Пробуйте следующий, — нетерпеливо перебил меня Линкер.
Я поднес к своей чашке второй кофейник.
— В новую лейте! — прошипел Линкер.
— Простите… — Наполнив вторую крохотную чашечку, я отпил из нее. И в изумлении воскликнул: — Совсем другой вкус!
— Разумеется, — кивнул Пинкер. — И какой же?
Раньше мне совершенно не приходило в голову, что кофе может быть разный. Разумеется, кофе бывает разбавленный, или прогорклый, или пережаренный, — что, признаться, частенько случается, — но тут передо мной оказались два разных сорта кофе, оба очевидно превосходные, но в своем превосходстве весьма отличные друг от друга.
— Как выразить словами подобное различие? — осведомился Пинкер и, хоть выражение его лица не изменилось, я почувствовал, что именно в этом вопросе и состояла суть нашей беседы.
— Этот, — начал я медленно, указывая на вторую чашку, — как будто с легким… дымком.
— Верно, — кивнул Пинкер.
— Ну, а тот, — я указал на первую чашку, — пожалуй, более… цветочный.
— Цветочный! — Пинкер по-прежнему во все глаза глядел на меня. — Цветочный! — Все же как будто оценка его заинтересовала… я бы даже сказал, произвела на него впечатление. — Так… позвольте-ка… — Он подтянул к себе секретарский блокнот, записал: «цветочный». — Продолжайте!