Ароматы кофе
Шрифт:
— Что ж, тридцать так тридцать. Итак, договорились?
Я заколебался. Я хотел было сказать, что мне надо подумать, надо посоветоваться. Я уже представлял себе смешки своих приятелей Ханта и Моргана, едва я поведаю им о такой сделке. Но… не в силах совладать с собой, я взглянул на девушку. Глаза ее блестели, и она мне… не то чтобы улыбнулась, но подала некий сигнал: глазами еле заметно поманила на согласие. И тут я спасовал.
— Договорились, — ответил я.
— Отлично, — сказал коммерсант, вставая и подавая мне руку. — Начнем работать в этом помещении завтра же утром, сэр, ровно
Глава шестая
«Терпкость» — едко-кислое ощущение на языке.
Я удержал ее, едва мы оказались на нижней ступеньке лестницы:
— Нельзя ли мне сейчас осмотреть склад? Любопытно узнать подробней о деле, к которому, по милости вашего мистера Пинкера, я должен приобщиться.
Если девушка и уловила мой ироничный тон в адрес ее патрона, то вида не подала.
— Да, конечно, — всего и сказала она, и повела меня на громадный склад, который я уже мимоходом обозрел.
Место это было прелюбопытное — несусветный жар исходил от выставленных в ряд по одну сторону жаровенных барабанов, пламя горелок ярко мерцало во мраке. Судно к этому времени уже разгрузили, и громадные, ведущие к молу двери были закрыты. Лишь единственный сочный луч солнца пробивался сквозь кривой просвет между ними. Высоко над полом располагались окна, но внутрь через них свет едва проникал. К тому же помещение наполняла какая-то странная мгла; как я вскоре определил — из-за пелены плывущих повсюду вокруг ватных на вид хлопьев. Я протянул руку: пальцы не уловили ничего, кроме воздуха.
— Кофейные чешуйки, — пояснила секретарь. — Частично бобы мы получаем в еще не смолотом виде.
Я ничего не понял, но, кивнув, спросил:
— И весь этот кофе принадлежит Линкеру?
— МистерЛинкер, — произнесла секретарь с легким нажимом, — владеет четырьмя складами, крупнейшие два для еще не прошедших таможню товаров. А вот это у нас чисто приемно-распределительное хранилище. — Она обвела рукой: — Кофе привозится на судах по реке. Затем он сортируется, взвешивается, мелется, обжаривается и помещается в соответствующее место в зависимости от страны, откуда привезен. На этом складе у нас кофе буквально со всего мира. Вон там — бразильский, здесь — цейлонский. За нами — индонезийский, его не так много: основной урожай скупают голландцы. Чистый «арабика» мы храним для большей сохранности вот там.
— Почему этому чистому «арабика» нужна большая сохранность, чем остальным сортам?
— Потому что он самый ценный. — Секретарь подошла к груде тучных джутовых мешков. Один был уже приоткрыт. — Взгляните!
Возглас прозвучал по-особому трепетно.
Я заглянул в мешок. Он был полон зерен — блестящих, с железным отливом, как будто каждое смазано маслом и отполировано. Она зачерпнула горсть, протянула мне. Зерна были маленькие, каждое с желобком, как земляной орех; они с шелестом, как дождь в листьях, сыпались у нее между пальцев.
— Мокка, [14] — благоговейно проговорила секретарь. —
— Мешок таких зерен все равно что мешок сокровищ.
— Вы позволите?
Я скользнул рукой внутрь вслед за ней. И испытал нечто необыкновенное: на глазах моя кисть потонула, как в жидкости, в зернах, хотя те были сухие и легкие, бесплотные, как мякина. Густой, горьковатый аромат наполнил ноздри. Я погрузил руку глубже, и в скользко-маслянистой глуби зерен рука как будто встретила что-то иное — мгновенное, легкое касание ее сухих пальцев.
14
Мокка, или мокко, — разновидность арабики. Название сорту кофе дал порт на Красном море — Моха (Mochaили Мокка).
— Ваш мистер Линкер — большой оригинал, — заметил я.
— Он гений, — тихо сказала секретарь.
— Как кофейный деятель?
Будто невзначай я легонько скользнул большим пальцем вокруг ее запястья. Она напряглась, убрала руку. Но только и всего. Интуиция меня не обманула: было в ней какое-то забавное ехидство или, вернее сказать, внутреннее достоинство: эта женщина была не из тех, кто опустится до вульгарного жеманства.
— Он гений, — повторила она. — Он хочет изменить этот мир.
— Своими безалкогольными барами?
Должно быть, это прозвучало несколько насмешливо, потому что она бросила резко:
— Отчасти, если угодно, да.
Словно влекомая неведомым чувственным притяжением она снова погрузила руку в кофе, глядя, как зерна просыпаются между пальцами, темные, как бусины черного дерева или гагата.
— Чем же кроме? — вставил я.
Она взглянула холодно:
— По-вашему, он нелеп.
Я покачал головой:
— По-моему, он заблуждается. Рабочий ни за что не променяет джин на «арабику».
Она повела плечом:
— Возможно.
— Вы так не думаете?
Вместо ответа она зачерпнула очередную пригоршню зерен, и, водя рукой из стороны в сторону, дала им медленно сочиться между пальцев. И тут я понял, что именно напоминает мне этот полутемный, мрачный склад. Навязчивый запах кофе походил на запах ладана, а этот скудный, пыльный свет был сродни мраку внутри громадного собора.
— Это не просто зерна, мистер Уоллис, — сказала она, не отрывая взгляда от перекатывающихся черных капель. — Это семена… это семена новой цивилизации.
Она подняла голову. Я вслед за ней перевел взгляд на окно, выходящее из кабинета Пинкера на склад. За стеклом, глядя прямо на нас, стоял торговец кофе.
— Он — великий человек, — сказала она просто. — Ко всему прочему он мой отец.
Вынув руку из мешка и тщательно вытирая ее платком, она направилась к жаровням.
Я нагнал ее:
— Мисс Линкер! Позвольте мне перед вами извиниться… я не имел намерения… если я задел…
— Извиняться вам следовало бы исключительно перед ним.