Аршин, сын Вершка

Петкявичюс Витаутас

— Я действительно Горох, и больше никто.

— А леший тебя знает. Теперь всяких развелось…

— Как же я тебе докажу, что я не муха?

— Это уж твоё дело.

— Если бы я был мухой, то мне не пришлось бы просить у тебя помощи. Я бы сам полетел к дуплу.

— Верно говоришь. Все съедобные предметы летают, а несъедобные стоят на месте. Если бы ты летал, я знал бы, как с тобой поступить. Но что мне делать, если ты не летаешь? Подойди-ка поближе: пока своими лапами не пощупаю, всё равно не поверю.

— На, щупай! — Горошек распахнул

рубашку на груди. — Только быстрей.

— А твоего товарища кто пощупает? — невозмутимо спросил Паук.

— Влезь на дерево и сам пощупай, — не выдержал Горох и, видя, что напрасно теряет время, вонзил в спину Паука сосновую иглу. — Ну, шевелись, а не то я проткну тебя, как лягушку!

У горбуна от страха очки свалились. Он быстро схватил моток верёвок, закинул за спину и сказал:

— Теперь я вижу, что ты не муха!

Горох привёл этого никому не верящего лесного жителя к дереву, на котором жила Белка, и остановился в удивлении. Сморчок качался как пьяный, не в силах выдержать свою огромную шляпу, а малые грибки, сбившись в кучу, поддерживали его со всех сторон. Рты у всех были раскрыты, но сказать они уже ничего не могли — охрипли.

Вдруг Боровик проснулся от необычной тишины, приоткрыл заплывший глаз и увидел рядом с собой только что выросшую Лисичку. Он улыбнулся крохе и, начальственно подмигнув, спросил:

— Ишь ты, растёшь? Тянешься, чтоб тебе пусто было!

Все рыжики, сыроежки, опята и маслята, а также прочие малые грибки бросились к Лисичке, схватили её за уши и, танцуя вокруг, запели:

Сегодня — лисичка, Завтра — полковик, — Так сказал лично Сам Боровик!

Оставшись в одиночестве, Сморчок ещё немножко покачался и рухнул. Его шляпа проткнулась и налезла на хлипкий черенок, а от былого величия остался только неприятный запах.

— Ну и гриб! — махнул рукой Горох. — Всю жизнь дружки за уши тащили, вот он и пал раньше времени, — сказал Паук. — Хоть и не муха, а совсем никчёмная тварь…

— Наконец-то разговорился! — ткнул Горох Паука сосновой иглой. — А откуда ты знаешь, если не пощупал?

— Такого по запаху узнать можно, — ответил согнувшийся под ношей горбун.

Подойдя к дереву, Паук взобрался на вершину, привязал конец верёвки к ветке, а потом, спускаясь, стал быстро наращивать верёвку. Когда он достиг земли, Горох испытал верёвку на прочность и начал взбираться по ней. Паук полез сзади. Сильными своими плечами он поддерживал Гороха снизу.

ТВЁРДЫЙ ОРЕШЕК

Жёлудь открыл глаза, протёр их, но ничего не мог разглядеть. Постепенно привыкнув к темноте, он заметил, что лежит в большом дупле, выстланном дубовыми листьями. Всё вокруг так остро напоминало

дом, что Жёлудь не выдержал: две скупые горячие слезы скатились по его щекам.

Вдруг стало ещё темнее. Белка просунула голову в дупло и кого-то бросила. Перевернувшись в воздухе, несчастный шлёпнулся рядом с Жёлудем, но тут же вскочил, отряхнулся и стал размахивать перед собой кулаками.

— Я ей покажу!.. Левой сбоку, правой снизу, — бормотал незнакомец себе под нос, усердно боксируя.

Увидев Жёлудя, он остановился, несколько раз топнул ногой, глубоко вздохнул и, вежливо сняв зелёную, изрядно потрёпанную шляпу с резными полями, представился:

— Орех. То есть четырёхкратный чемпион куста Орех Лесной! Для друзей просто Орех.

— Да ты ещё совсем зелёный! — удивлённо протянул Жёлудь.

— Зато калёный! — гордо выпятил грудь Орех.

— А-а, если ты калёный, тогда другой разговор. — Жёлудь встал, щёлкнул каблуками и протянул руку: — Доктор письменных наук, изобретатель наитолстейшей в мире книги Жёлудь Дубовый. И для врагов и для друзей — только Жёлудь Дубовый.

Орех приложил руки к груди, трижды обежал вокруг Жёлудя, осмотрел со всех сторон, дёрнул за перо, пощупал чернильницу, берет, щёлкнул по носу и сказал:

— Могу поспорить, что ты же изобретатель и самой тонкой в мире книги. Хи-хи, верно сказано?

— Это и без спора ясно, — продолжал пыжиться Жёлудь.

— Тогда идём на спор, что у Белки нет хвоста!

— Не выдумывай.

— Тогда хоть так давай поспорим: ты говори, что снег белый, а я буду говорить, что чёрный. Кто кого переспорит, тот и победит.

— От этого снег не почернеет. Неинтересно. Лучше давай подумаем, как нам отсюда выбраться.

Орех сел, сжал голову руками и глубоко задумался. Наконец он вскочил и сказал:

— Какой дурак станет думать о том, что впереди? Хочешь, я расскажу тебе, как попал сюда? А когда, сбегу — расскажу, как убежал. Ха, толково сказано? Ставлю свою шляпу против твоего берета, что ты напишешь по моему рассказу отличную книгу.

— Написать-то можно, да кто такую чепуху читать станет? — Жёлудь заметил, что его терпение иссякает.

— А тебе не всё ли равно? Важно писать. Я так много всего знаю, что не успеваю рассказывать. Хочешь драться?

Такого хвастуна Жёлудь отродясь не видывал. Ему стало стыдно, что Орех считает его таким же бестолковым невеждой, как он сам.

— Если у тебя чешутся руки, почеши о стенку, — ответил Жёлудь и отвернулся.

— Тогда давай бороться.

— У меня ещё от Белкиных зубов бока болят.

— Ага! Так стукнемся лбами и посмотрим, кто ко-го сшибет. Хе, здорово я придумал?

— Если тебе свою голову не жаль, стукнись об стенку, — рассердился сын Дуба.

Орех разбежался, подскочил и ударился головой в стену. Из глаз у него посыпались искры.

— Ура, придумал! — обрадовался Жёлудь.

Стукнись ещё раз, только как можно сильнее. А я попробую раздуть хотя бы одну искру. Мы разведём огонь и прожжём в дереве дыру.