Артефакт. Ритуал на крови

Скоробогатова Наталья

— … в самый последний момент! — донеслось до меня. — Я не могу больше откладывать. И жертвы — ещё день, и придётся искать новых. Где вы это сделаете? Этих-то привезли из Кента.

Голос был глухой, но я узнал в нём Этельверда. Так они тут сейчас точно не ритуал проводят, и не мессу. Собрание у них. Партийное. Я зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться.

Значит, ритуал должен быть завтра, но что-то случилось, и всё на грани срыва. Интересно, что?

— А если вместо брата Бартоломью будет брат Дамиан? — раздался другой голос.

— Брат

Дамиан слишком набожен. И слишком молод ещё, — ответил Этельверд. — Нужен тот, кто пойдёт на всё и не будет после болтать. Или на чью пропажу после никто не обратит внимание. Но я подумаю… — Он замолк. Наступила тишина, продлившаяся минуты две, после чего Этельверд продолжил: — Ладно, время идёт, менять что-то поздно, поэтому помолимся, братья, чтобы завтра нам никто и ничто не помешали.

Поняв, что дальше не произойдёт ничего интересного, я осторожно вышел наружу и вернулся в кусы к белобрысому.

— Всё молишься?

— Молюсь.

— А кто такой Бартоломью?

— Брат Бартоломью?

— Да.

— Тоже послушник. Он сегодня во время общих работ упал и ногу сломал. Хотели оставить здесь, но приехал доктор из города и велел везти к нему.

— Но ведь на всё воля Господа — вылечился бы или нет. Почему не оставили?

— Брат Люк так решил, он второй после отца Этельверда. Они братья. По матери.

— С аббатом?

— Нет, с Бартоломью.

— Понятно. А Дамиан?

— Что?

— И снова понятно. Считай, что я тебе жизнь спасаю. Значит так, если тебя завтра… — Я посмотрел на небо, в котором луна уже сдвинулась ближе к рассвету, и поправился: — Сегодня позовут на ночную мессу, делай что угодно, но не иди. Руку сломай, ногу, голову себе проломи, но не смей!

— А…

— Мне нет резона тебя обманывать, так что просто поверь. Клянусь Господом, я не желаю тебе зла.

— Да, хорошо, — белобрысый закивал так, что капюшон свалился с его головы. — А вы, господин?

— А я пойду вместо тебя. А сейчас я пойду спать. И ты пойдёшь — меня караулить, тебя же за этим оставили? — Белобрысый не ответил, только опустил взгляд. — За этим. Вот и вернёмся на свои места, будто никуда не уходили.

* * *

Утро пришло стуком в дверь и упавшим на пол подносом с едой.

— Что? — с трудом разлепил я никак не хотевшие открываться веки и посмотрел на стоявшего в дверях послушника. Того самого, который вчера принёс мне ужин. У его ног лежал, как я понимаю, мой сегодняшний завтрак: разбитая бутыль с вытекшей из него жидкостью, каравай хлеба и снова кусок мяса. И поднос.

— Вы…

— Что? — повторил я, спуская босые ноги на холодный пол и садясь.

— Живы?

— А что, должно быть иначе?

— Нет-нет, — тут же запричитал послушник, собирая еду и осколки, — я не то имел в виду. Вы… Я сейчас принесу другое, только вы не говорите отцу Этельверду.

— Не скажу. Лучше принеси мне с едой ещё воды и таз — умыться нужно сначала.

— Конечно. Я

скажу брату Дамиану, и он всё принесёт. И унесёт, — послушник посмотрел под мою кровать, и я понял, что там обнаружу скорее всего горшок. Ну, средневековье — оно везде такое. Не во всех постройках тут есть возможность сделать нужник.

Согласно кивнув я проследил, что послушник плотно закрыл за собой дверь, а после задумался. Жив, значит. И как это понимать? Точнее, не так, как это понимать, я понимаю — без этого каламбура здесь не обойтись, в нём весь смысл того, что происходит сейчас. А происходит то, что я уже должен быть мёртв, и без распоряжения Этельверда этого сделать не могли.

Значит… Значит я прав. Арто — то есть я — приехал вчера. Сегодня Арто умирает, неважно, по какой причине… Я посмотрел на бутылку вина — единственного, которое я даже не попробовал: видимо, по причине неуёмного алкоголизма. Наверняка тут сюда ещё пару-тройку бутылок добавили бы, пояснив, что просто не смогли отказать такому дорогому гостю. Так вот, Арто умирает, Этельверд проводит ритуал, получает бессмертие в придачу к нему и остаётся аббатом. И заменять его необходимости больше нет, потому что умирать он точно не собирается, да и сила у него появляется такая, что и повлияет на него никто не может. А объяснение этому… Воля Господа, какое ещё оно может быть? На всё воля Господа.

Но я жив, и нужно с этим что-то делать. Что? И как мне попасть на место брата Бартоломью?

Встав, я открыл сундук с одеждой и принялся перебирать её, пытаясь выбрать ту, которая подойдёт к сегодняшним делам. Пока я хотел только походить по территории, побывать на утренней службе в церкви, пообщаться с местными, в общем, примелькаться, чтобы потом не могли сказать, что я пропал раньше. Да и посмотреть, кого там из Кента привезли, тоже лишним не будет.

Я уже почти определился, как в дверь постучали, и вошёл брат белобрысый.

— Господин, вас приглашает к себе отец Этельверд, — произнёс он всё с тем же привычным мне уже полупоклоном.

— Да, я почти готов. Войдите пока, брат Дамиан, не стоит ждать у порога.

Он вошёл, закрыв за собой дверь, и я тут же припёр его к стене, и фигурально, и физически:

— Почему тут?

— А… я… — начал заикаться он, я вздохнул, зацепил стопой его лодыжку и дёрнул, удерживая всю ногу коленом. Простой болезненный приём, чтобы вывести противника из боя. Белобрысый вскрикнул и упал бы, если бы я не держал его.

— Сам виноват, — прошипел я ему в лицо, закрыв его рот ладонью, и перевёл взгляд на мокрое пятно на полу. — Ничего, за неделю пройдёт. А сейчас ты крикнешь громче, упадёшь и сделаешь вид, что поскользнулся на луже.

Он быстро закивал и, стоило мне его отпустить, совсем не деланно с воплем свалился на пол.

— Ну, может, не за неделю, а за две, — скривился я и выглянул в коридор. — Помогите, тут брат Дамиан, кажется, ногу повредил!

Тут же на мой крик прибежали два послушника и принялись поднимать белобрысого под мышки.