Артемий Семенович Бервенковский
Шрифт:
го дожидаться! Не угодно ли вам чаю или не прикажете ли чего другого? Ух,
уморился! Трепетинский!
– продолжал он, обращаясь к вошедшему с подно-
сом дворецкому,- давай скорей чаю! Что ж это ты, братец, голодом моришь
дорогого гостя! Ух, устал! Ух, боже мой!… Не сердитесь, почтеннейший, дай-
те дух перевести!
– Несу, сударь, несу!
– отвечал Трепетинский, ставя на стол поднос с чай-
ным прибором,- несу, батюшка, несу, несу!
Между тем Артемий
возле меня на диване. Он был высокого роста, хорошо сложен и глаза имел
быстрые и умные.
– Представьте себе, почтенный друг,- сказал он, скрестив одну ногу на дру-
гую и облокотясь на подушки дивана,- представьте себе, что я этак каждый
день осужден утомляться! Боже мой! что за жизнь, что за жизнь, как подума-
ешь…
– Но позвольте спросить,- заметил я,- для чего вы…
– Для чего? Для здоровья, почтеннейший, для здоровья! Человеку нужен
моцион, вольный воздух, регулярная жизнь. Сильный крик расширяет лег-
кие,- это всякий знает, но никто на это не обращает внимания. Когда вы у ме-
ня несколько поживете, мы будем вместе бегать в саду и кричать: вы увидите,
как это полезно.
– Покорно благодарю,- сказал я,- но мне никак нельзя остаться у вас долее
завтрашнего дня; я так спешу…
– Пустое, почтеннейший, пустое! Мне еще нужно обо многом с вами потол-
ковать. Вот, например, что вы скажете об этом?
Тут Артемий Семенович отворил большой шкаф и стал вынимать из него
какие-то запыленные модели, похожие на то необыкновенное здание, которое
я видел на холме возле дома. По мере того как он вынимал эти модели, он
ставил их на стол под ранжир и вскоре совсем его загромоздил.
– Что это такое?
– спросил я.
– А как бы вы думали?
– сказал Артемий Семенович.
– Мельница?
– Как бы не так!
Тут вошел Трепетинский с какими-то наливками; увидел модели, вздохнул
и печально покачал головою.
– Это, сударь мой,- продолжал с довольным видом Артемий Семенович,-
это, сударь мой, коли вы слыхали, все разные перпетуум мобиле!
Я не мог утерпеть, чтоб не улыбнуться.
– Мне кажется,- сказал я,- что перпетуум мобиле значит вечное движение; а
модели ваши стоят неподвижно.
– Вот то-то и штука,- отвечал Артемий Семенович, нисколько не смешав-
шись,- они стоят неподвижно, потому что я еще не отыскал для них удобного
движителя; но дайте срок, у меня здесь (он ударил себя по лбу), у меня здесь
сидит такая выдумка, о которой вскоре заговорят в Европе! A propos1, «вы со-
чинитель»?
– Нет, я живописец.
1Кстати (фр.).
–
мною.
Он схватил меня за руку и потащил в другую половину дома. Она была уб-
рана прекраснейшими картинами италианской и фламандской школы. Арте-
мий Семенович начал говорить о живописи, и я был удивлен его здравым
суждением и глубокими познаниями Он говорил с жаром истинного любите-
ля; но заключение его разговора меня удивило.
– Все это, однако,- сказал он,- дрянь в сравнении с механикой! Я вам сейчас
покажу изобретенную мною водоочистительную машину.
Он схватил меня за руку и опять потащил за собою.
– Посмотрите,- сказал он, подымая крышу машины,- посмотрите, какая в
ней грязная вода. Я нарочно велел влить в нее воды погрязнее. Теперь смот-
рите, какая выйдет вода из крана: кристалл, чистый кристалл!
Он повернул кран, но из него выбежала такая же грязная вода, какая была в
машине.
– Это ничего,- сказал Артемий Семенович,- если ее раза два процедить, она
будет совершенный кристалл! Но не хотите ли посмотреть на мой вертел?
Мы пошли в кухню. Какие-то колеса и шестерни сцеплялись вместе и за-
нимали почти всю комнату. Три человека с большим трудом вертели огром-
ный цилиндр и приводили в движение железный прут, на котором перед ог-
нем жарился цыпленок.
– Каково?
– сказал хозяин дома, потирая руки.
– Кажется,- заметил я,- механизм немного сложен. Этим бедным поварен-
кам, должно быть, несколько тяжело!
– Помилуйте! тем лучше, что тяжело. Моцион, почтеннейший, моцион! О!
у меня ничего не забыто, одно истекает из другого. А посмотрите-ка сюда:
пока цыпленок жарится, здесь сбивается масло, а тут рубится зелень. У меня
на риге есть веялка, которая вместе и веялка и орган! Но это еще ничего; пой-
демте-ка в мою спальню. Что, вы думаете, это такое?
– Треугольная шляпа?
– Совсем нет: рукомойник! А это?
– Скрыпка.
– Как бы не так! Это дорожный ящик с бритвами. А это?
– Пистолет.
– Хорош пистолет! Это чернильница, чернильница, милостивый государь,
чернильница!
Артемий Семенович еще много показывал мне предметов вроде скрыпки и
рукомойника. Когда подали ужин, он наскоро надел парик и шитый кафтан и
сел со мною за стол. Не знаю, вся ли его кухонная посуда была устроена вро-
де вертела, но ужин показался мне отличным. Артемий Семенович был очень
веселого нрава. Он много в своей жизни читал; знал несколько иностранных