Артемка в цирке
Шрифт:
– Да замолчишь ли ты?!
– взревел Самарин, потеряв терпение.
Тут сверху кто-то спокойно сказал:
– Пусть говорит. Может, у него накипело.
– Не перебивать! Нехай говорит! Говори, Пепс, высказывайся! Самарин, отойди в сторону!
– раздались голоса с галерки.
Пепс благодарно приложил руку к сердцу, но не успел он и рот открыть, как из ложи полицмейстера раздались отрывистые выкрики:
– Не раз-го-варивать!.. Не раз-говаривать! Не разговаривать с публикой!.. Молчать!..
Пепс испуганно повернул
Пепс отступил на шаг и посмотрел на Артемку, как бы спрашивая: "Что такое? Зачем он кричит? Разве я сделал что плохое?" И этот взгляд, растерянный и недоуменный, вдруг наполнил Артемкино сердце острой жалостью к своему большому и наивному другу. О, Артемка знал, что такое полиция и как она обижает людей!
– Слушайте, господин околоточный надзирагель, - сказал он, став впереди Пепса, - чего ж вы нарезались на человека? Он же правду говорит. А не верите, так хоть людей спросите. Он мне как отец родной. Мы и бычков ловим. Он и в будку до меня на базар приходит. А вы кричите, как не знаю кто!
– Ой, да это ж Артемка!
– изумился кто-то на галерке.
– Ей-богу, Артемка! Это ж наш сапожник с базара!..
Мог ли Артемка предвидеть, какое действие произведет его речь!
Названный при всей знати города околоточным надзирателем, полицмейстер чуть не задохнулся от гнева и так затряс своей бородой, что она, казалось, сейчас оторвется и улетит под купол цирка.
Публика, узнав в сыне миллионера сапожника, ахнула, галерка радостно закричала и захлопала в ладоши.
Скандал разгорался.
Раздувая усы и придерживая шашку, к ложе полицмейстера торопливо пробирался пристав; сверху спускался околоточный надзиратель; из проходов к барьеру двигались городовые. На галерке засвистели. Кто-то сверху запустил арбузом, и он с хрустом разломился на кусочки у самых ног городового.
Испуганный Пепс озирался по сторонам, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешалась Ляся. Неожиданно прыгнув вперед, она расставила руки, как бы желая всех обнять, и очаровательно улыбнулась. Все недоуменно умолкли. Даже борода полицмейстера перестала прыгать.
– А меня Пепс на руках носил, когда я в Одессе вывихнула ногу, - с чисто женским лукавством сказала Ляся.
– Ну, теперь уже все понятно, и будем продолжать пантомиму. Да сядьте же, господин!
– крикнула она приставу.
– Не мешайте публике смотреть!
Затем она отбежала на место и закрыла лицо руками, изображая отчаяние Этли.
И пантомима действительно продолжалась. Околоточный вновь отправился наверх, пристав сел там, где его застал окрик Ляси, городовые отошли в глубь проходов, а на галерке разжались стиснутые кулаки.
Но финальная картина, в которой Дика сажают на электрический стул, уже не вызвала ни в ком сочувствия, так как никто теперь не верил, что в Америке негры воруют детей.
Зато Пепсу и Артемке галерка устроила овацию. Уже внизу ложи и скамьи опустели, на арене начали тушить фонари, а на галерке все еще не хотели расходиться, хлопали в ладоши и зычно вызывали:
– Пе-епс! Ар-тем-ка-а!
ОБЕЩАНИЕ
Самым неожиданным последствием циркового скандала было то, что у Артемки вдруг появилось множество заказчиков. Приходили кто с сапогами, кто с башмаками - мастеровые, грузчики, приказчики и даже конторщики.
И каждый считал своим долгом спросить:
– Что нового? Не собираетесь "Графа Монте-Кристо" ставить?
Или:
– Ну, брат, чего еще будешь пантомимить? Ох и здорово это у тебя!
– Быть тебе, Артемка, актером. Это по всему видать.
Артемка протягивал дратву, стучал молотком, а сам думал: "А может, и вправду актером буду. Вот как бы..."
На второй день после представления уже к обеду у него собралось в жестяной коробке копеек девяносто.
Он выждал минутку, когда никого из заказчиков не было, и метнулся в будку напротив, где мастерил старый Петрович.
– Дедушка, - спросил Артемка, - вы, часом, не слыхали, из какого товара носят туфли царевы дочки? Петрович наморщил лоб, вспоминая, потом сказал:
– Надо быть, из сафьяну. А по праздникам - из парчи.
– А если еще выше, то тогда из чего?
– Тогда?
– Петрович опять подумал.
– Ну, тогда... гм... да опять же из парчи.
– А где же она, парча эта, продается?
– продолжал допытываться Артемка.
– А тут ее, парень, нету. В Ростове, у Козлова, - там, да, там она имеется. А тут нету. Да зачем она тебе понадобилась? Или царь из Петербурга заказ прислал?
– Вот это самое, - сказал Артемка.
Он вернулся в будку и до тех пор стучал там молотком, пока не увидел, что в дверь, согнувшись чуть не вдвое, просовывается Пепс, а из-за него с любопытством выглядывает Ляся.
– О-о!
– сказал Пепс.
– Артиомка работает!
– О-о!
– с уважением протянула Ляся и покачала головой.
– Вот, - потряс Артемка коробкой с деньгами, - за сегодняшний день наработал.
– О-о-о!
– протянули Ляся и Пепс вместе.
– Пошли обедать, - сказал Артемка.
– В харчевню пойдем. Я угощаю.
Харчевня была тут же, на базаре. Все трое уселись за длинный некрашеный стол под навесом и с удовольствием поели из разрисованных розами мисок борща и солонины с хреном. Потом Артемка сбегал в квасную лавку и принес две бутылки холодного хлебного кваса, И, угощая, сам разливал по стаканам.
Все были очень довольны.
После обеда Ляся предложила половить бычков. Артемка с готовностью согласился, но потом сказал.
– Нет, невозможно. Надо идти работу кончать, а потом новую набирать Никак невозможно!