Артиллеристы
Шрифт:
А потом и мой комбат Ткаченко вызвался пойти с орудием.
А пройти на тракторах с орудием через берлинские улицы., через пекло городских боев, было крайне сложно.
Пехота нас не прикрывала. Через канал проехали по мосту, и тут у нас убило командира орудия. Двинулись дальше. Вокруг стрельба, жуткий грохот, да такой, что даже лязг тракторных гусениц не слышно было.
Рядом с орудием «фаустпатроны шлепаются», с окон высоких домов по нам били снайперы и «фаустники»…
Каким-то «макаром» целыми добрались до площади перед рейхстагом, по бокам от нас парк и дома,
До рейхстага считаные сотни метров… Было страшновато… Нам просто в тот день очень повезло, там бы за одно мгновение всех бы нас поубивали.
Прорвался вслед за нами наш тракторист с прицепом, подвез снаряды. Изготовили орудие к стрельбе, и расчет спрятался в укрытии, в подвале.
Надо сразу учесть, что дальность полета по прямой линии у стокилограммового снаряда на прямой наводке очень небольшая.
А на следующее утро по рации передали приказ – «Открыть огонь!».
Мы выскочили к орудию и выпустили по рейхстагу три снаряда.
Больше не успели, пехота пошла в атаку, и я лично видел штурм последнего символа фашизма. На огневой позиции мы стояли еще сутки.
А потом мимо нас пошли колонны немецких пленных из рейхстага.
Мы получили приказ сняться с позиции и догонять свою бригаду.
Наводчика и погибшего командира орудия наградили орденами Отечественной войны, остальных бойцов расчета орденами Красной Звезды и медалями «За Отвагу», а мне вручили орден Боевого Красного Знамени.
Вот сейчас вкратце рассказал вам об этом эпизоде, а как выразить и передать словами те эмоции, которые я испытал стреляя по рейхстагу – я не знаю…
После взятия Берлина как складывалась дальше Ваша армейская служба?
Из Берлина бригаду вывели в город Ратенов, здесь год мы простояли в казармах. В 1946 году меня перевели по замене служить в Союз, под Ленинград, а через два года снова направили в Германию в свою бригаду, где я уже в капитанском звании командовал батареей.
Но через некоторое время я решил демобилизоваться.
Вернулся в Карачев, работал на заводе, а позже переехал жить в Брянск, где до выхода на пенсию проработал начальником гаража.
Память о войне всегда жила в Вас?
Да… Приехал домой, а из моих товарищей почти никто на войне не выжил… Только Ваня Первушов, да мой друг детства Журавлев, несколько раз горевший в танках… Война выбила наше поколение начисто…
Мне еще долго после войны иногда снился один эпизод, случившийся под Севастополем. Начался немецкий артобстрел, и мы с лейтенантом Кузнецовым из своей землянки побежали на НП.
Я чуть замешкался и «вылетел» из землянки вторым, уже после лейтенанта. Кузнецов бежал впереди меня метрах в десяти, и когда он уже заскочил на НП, то в ту же секунду произошло прямое попадание немецкого снаряда в наблюдательный пункт. И я вытаскивал из-под обломков смертельно раненого Кузнецова… Прошли годы, пока этот сон оставил меня, хотя
Интервью и литобработка: Г. Койфман
Бант Владимир Ноевич
Я родился в Одессе в 1923 году.
Детство было светлым, несмотря на то, что всего не хватало – и еды и одежды, которая переходила «по наследству» от старшего брата к младшему.
Я был средним, поэтому донашивал вещи после старшего – Ионы, а на «третий срок» это уже были лохмотья, и младшему брату Рудольфу, хотя и с трудом, но шили новую одежду. И учебники служили нам по два-три срока.
Наша семья жила на главной одесской улице – Дерибасовская, дом № 1.
Там случались интересные «моменты». Из нашей коммунальной квартиры, в которой жило шесть семей, из двух – чекисты «забрали» глав семейств, и моего отца тоже «взяли». Но это не в связи с «политикой», а как тогда говорили – «по золотухе». Для индустриализации и коллективизации страна очень нуждалась в золоте, и «качали» его при помощи «Торгсина», «Интуриста», и в индивидуальном порядке, по наводке «стукачей». Ну, кто еще кроме соседей, мог бы «стукнуть», что Банты золото замаскировали под чугунные утюги.
Ведь нагревали утюги в коммунальной кухне, на плите или на примусе.
Поэтому при обыске их тоже конфисковали. Отца выпустили через две недели, просто потому, что на распиле двух конфискованных утюгов – золота не оказалось. Невольно вспомнишь Шуру Балаганова и Паниковского из «Золотого теленка» и его знаменитое – «Пилите Шура, пилите».
Из тюрьмы отец вышел тяжело больным человеком.
В 1931 году я пошел в школу и окончил ее – в памятном 1941 году.
19 июня сорок первого года в школе был выпускной вечер.
А 22 июня 1941 г. в нашей школе № 117 уже находился сборный пункт Сталинского райвоенкомата города Одессы.
Куда Вы собирались поступать после школы?
Я, как и очень многие из моего поколения, был воспитан в духе патриотизма, и призыв к молодежи – «Поступай в военное училище» – нашел отклик и в моем сердце. Кроме того, стать инженером ВМФ в Одессе считалось очень престижным, и не только из-за формы с кортиком.
И я, еще будучи в девятом классе, подал заявление в Ленинградское военно-морское инженерное училище имени Дзержинского.
Прошел медицинскую комиссию, (немного схитрил – выучил наизусть таблицу для проверки зрения, так как у меня была небольшая близорукость), послал табель с отметками и был зачислен кандидатом.
Была еще одна «подленькая мыслишка» – если экзамены завалю, то хоть Ленинград посмотрю за государственный счет.
Но началась война, и о своем «кандидатстве» я и не вспоминал.
Вспомнил об этом наш сосед, который служил в военкомате.
Ведь это именно он сагитировал меня подать заявление в училище.