Артистка, блин!
Шрифт:
— Мама! — залилась краской Варя.
— У тебя вид совершенно недвусмысленный. Живо в душ!
Вернулся Стас.
— Вот, Анна Никитична, держите! Я даже не думал, что у меня такая красивая теща.
— А вы полагали, что я уже старая грымза? — засмеялась Анна Никитична, чрезвычайно довольная комплиментом.
— Боже упаси! А где Варежка?
— Я погнала ее в душ. Стас, почему вы говорите шепотом? Боитесь разбудить Никиту?
— Конечно.
— Да его пушками не разбудишь.
— А как вы думаете, если я утром сам его разбужу и поговорю с ним
— Да, пожалуй… Только Варе не говорите, она начнет верещать.
— А когда он просыпается?
— Обычно в семь утра.
— Вот и отлично!
— А вы сами проснетесь?
— А как же! Я всегда просыпаюсь тогда, когда нужно, — обезоруживающе улыбнулся Стас.
Утром Стас тихонько встал и пошел на второй этаж. На часах было без пяти семь. Он приоткрыл дверь детской, заглянул. Никита спал на боку, лицом к стене. Рядом с кроватью стояло кресло. Он сел. Мальчик не пошевелился. Стас опять глянул на часы. Ровно семь. Он протянул руку и слегка потрепал мальчика по плечу. Тот дернулся, повернулся на другой бок, открыл глаза и вскрикнул:
— Ой, вы кто?
— Стас Симбирцев, тот самый, которого ты ненавидишь. Правда, не знаю пока за что. Вот и пришел разобраться.
— Я по‑русску не понимай.
— Врешь, парень, все ты понимаешь. И давай‑ка поговорим по‑мужски.
Никита хотел что‑то сказать, но Стас сразу перебил его.
— Давай сначала я скажу, а уж потом ты. Просто по старшинству.
— А мама где? Она приехала?
— Мама еще спит, мы ночью приехали.
Никита во все глаза смотрел на взрослого здоровенного дядьку, который отнял у него маму. И что мама в нем нашла?
— Так вот что я хотел тебе сказать, брат. Ты очень везучий парень. У тебя изумительная мама. Добрая, умная, красивая и здорово талантливая. К тому же обожает своего сыночка. А сыночек что? Сыночек ее мучает.
— Все вы врете!
— Что это я вру?
— Она меня не любит, она меня бросила, и это вы виноваты!
— Давай разбираться, кто в чем виноват. Ты чего хочешь? Чтобы все было как раньше, правильно?
— Правильно!
— Ты, выходит, раньше был счастлив, так?
— Так!
— А теперь ты самый несчастный?
— Да!
— И ты хочешь, чтобы мама, добрая, любящая и, я уверен, очень любимая мама была несчастной всю оставшуюся жизнь?
— Почему это она будет несчастная? Из‑за вас?
— Ну, в какой‑то степени и из‑за меня, потому что она меня любит, но, главное, мама актриса, причем очень талантливая, играть в кино и в театре она мечтала с детства, но ей сперва не повезло, и она смирилась с этим и научилась жить по‑другому, встретила твоего папу, родила тебя. Но потом случилась беда, погиб твой папа, она осталась одна, с тобой малюсеньким на руках, и нашла в себе силы освоить новую профессию. Но талант ведь никуда не делся… И вдруг Фортуна ей улыбнулась. Ты, кстати, в курсе, кто такая Фортуна?
— Богиня судьбы, с колесом.
— Молодец,
Никита молчал.
— А тут еще и мне Фортуна улыбнулась. Я встретил твою маму и полюбил буквально с первого взгляда. И она меня полюбила. Ты подрастешь немного и поймешь, что любовь к взрослому мужчине совершенно не мешает нормальной женщине любить своего сына.
— Я понимаю, это секс.
— Господи помилуй! — воскликнул Стас.
— Но у мамы уже был секс с Эмми, и он ничему не мешал, а вы…
— Фу, парень, как нехорошо!
— Что нехорошо?
— Знаешь, кто ты теперь? Доносчик — собачий извозчик.
Никита вспыхнул.
— Запомни: настоящий мужчина никогда, ни при каких обстоятельствах, не смеет говорить такие вещи о женщине, тем более о матери. К тому же ты вряд ли понимаешь разницу между любовью и сексом.
— Вы что, учить меня будете? Может, еще и пороть?
— Пороть? Нет, я тебя пороть просто права не имею, как бы мне иной раз этого ни хотелось, — рассмеялся Стас. — А вот на словах поучить тебя уму‑разуму — милое дело. Пойми, чудила, ты уже маму запугал совсем…
— Никого я не запугивал, а если вы и ваше дурацкое кино ей дороже, чем я, то пусть! У меня есть бабушка, и мы даже очень прекрасно обойдемся!
— Ты все сказал?
— Да!
— А мне еще охота поговорить. Кстати, «очень прекрасно» говорить нельзя, неграмотно, но это так, между прочим. Ты, Никита, парень умный, надеюсь, поймешь. Жизнь такая штука… Вот представь себе: мама все бросила, вернулась к тебе, ты доволен, все у тебя хорошо. Но лет через десять ты будешь взрослым, слиняешь отсюда, у тебя начнется своя взрослая жизнь, любовь, секс и так далее, а мама? Останется одна, еще не старая, но уже и не такая молодая, чтобы начать карьеру, то есть кругом несчастная… И виноват будешь ты! Твои капризы, твой эгоизм…
— А с вами она будет счастливая?
— Хотелось бы надеяться. Но в любом случае это будет ее собственный выбор. Понимаешь, для человека самое главное самому сделать свой выбор, чтобы потом некого было винить. Ты же мужчина, подумай о маме. А я тебе не нравлюсь, что ж, ты меня редко будешь видеть, я очень‑очень занят, и у меня свой принцип — никогда и никому не навязываться. Хотя честно скажу — я бы хотел иметь такого сына, как ты. Ну вот, кажется, я все сказал, а ты давай, думай!
И Стас вышел из детской. У него было ощущение, что он в одиночку разгрузил вагон бревен.
— Фу ты, ну ты!
Варя еще спала, он не стал ее будить и отправился на кухню.
— С добрым утром, Стас. Поговорили?
— С добрым утром, Анна Никитична. Поговорил, семь потов сошло!
— Хотите сок? Или кофе? Завтрак будет минут через сорок.
— Если можно, кофе.
— Ну так что?
— Может, я самонадеянный болван, но мне показалось, что он меня по крайней мере услышал. — И Стас передал теще свой разговор с Никитой.