Артур и Запретный город
Шрифт:
— Знаешь, в нашем мире женитьба занимает гораздо больше времени. Молодые люди знакомятся, потом ходят друг к другу в гости и в кино, читают книжки. А потом молодой человек предлагает девушке руку и сердце. И если та согласна, они идут в церковь, где господин кюре проводит обряд, соединяющий их навеки. И только когда в церкви девушка говорит «да», она дарит свой поцелуй жениху, — объясняет Артур, вспоминая рассказ о свадьбе собственных родителей.
— О ля-ля! Пустая трата времени! У вас, верно, масса времени, раз вы растрачиваете его на такие глупости!
Артур пытается уловить суть рассуждений юного принца, но быстро понимает, что занятие это бесполезное. Честно говоря, после неожиданного поцелуя ему неплохо было бы хорошенько выспаться и принять пару таблеток аспирина.
— Послушай, а чего бы ты еще хотел? — наседает Барахлюш, видя, что друг его выглядит совершенно обалдевшим.
— Ну, я не знаю… может быть, это надо отпраздновать? — неожиданно для себя предлагает Артур. Он никак не может собраться с мыслями.
— А почему бы и нет? Великолепная идея! — раздается насмешливый голос, слишком грубый, чтобы принадлежать Барахлюшу.
Друзья оборачиваются и в ужасе видят, как у них за спиной выстраивается целый отряд осматов во главе со своим начальником, страшным Мракосом, единственным сыном Ужасного У.
Когда Мракос улыбается, кажется, что сейчас он кого-нибудь прикончит. Улыбка у него на редкость неприветливая. Даже если бы он чистил свои черные зубы пятнадцать раз в день, вред ли бы это что-нибудь изменило.
Ленивым шагом победителя Мракос подходит к Артуру.
— Если позволите, я сам устрою вам праздник! — произносит он с таким выражением, что даже у осматов не остается никаких сомнений в его кровожадных намерениях.
Артур все понял — первый поцелуй Селении станет последним в его жизни.
Тем временем в большом мире мать Артура сидит на кухне. На столе лежат десять маленьких именинных свечек, но так как ни пирога, ни Артура больше нет, значит, и зажигать их нечего.
Десять маленьких свечек, по одной на каждый год, прожитый маленьким человеком. С каждым годом человек подрастал, словно крошечное деревце, становился милым и шаловливым. Бедная мама прекрасно помнит каждый год жизни сына. Ни один год не похож на другой.
В первый год крошка Артур заворожено смотрел на пляшущее перед его глазами пламя свечи.
На второй год он слабыми ручонками попытался поймать крохотные огоньки, которые проскальзывали у него между пальцами.
На третий год он попытался сам задуть свечи, однако дыхание его было слишком легким, и ему пришлось дуть трижды.
На четвертом именинном пироге он задул свечи с первого раза.
Когда ему исполнилось пять лет, он сам, под руководством отца, разрезал именинный пирог. Нож был большой, и отец волновался, сумеет ли малыш с ним справиться.
Главным событием шестого дня рождения стал дедушкин подарок: дед вручил ему свой походный
Бедная женщина не может сдержать слез: огромная соленая капля скатывается по ее щеке.
Столько счастья и столько горя — всего за десять лет! Десять лет, промелькнувшие, как падающая звезда. И долгие часы, прошедшие со времени исчезновения Артура. Часы, кажущиеся вечностью.
Блуждающий взор матери ищет что-нибудь, что могло бы подарить ей хоть каплю надежды. Но вокруг сплошная пустота. Точнее, масса бесполезных предметов. И похрапывающий на диване муж. Усталость сразила его на полуслове, и он заснул, не успев закрыть рта.
При других обстоятельствах его поза могла бы вызвать у нее улыбку. Но сейчас при виде спящего супруга ей еще больше хочется плакать.
В кухню входит бабушка и садится рядом, в руках у нее пачка бумажных носовых платков.
— Вот, последние, — смеется она, желая разрядить обстановку.
Дочь смотрит на мать, и на лице ее появляется слабое подобие улыбки.
В тяжелых обстоятельствах почтенная дама всегда сохраняет чувство юмора. Этому она научилась у своего обожаемого Арчибальда. Чувство юмора и поэтический дар он считал основными человеческими добродетелями.
— Юмор для жизни — то же самое, что храм для верующего… ничего лучше человек просто не придумал! — шутливым тоном заявлял Арчибальд.
Если бы только Арчибальд был здесь! Он бы непременно рассеял сгустившийся над головами женщин мрак. Вселил бы в них оптимизм, не покидавший его ни при каких обстоятельствах.
Старушка ласково касается руки дочери.
— Знаешь, доченька… возможно, то, что я сейчас тебе скажу, не имеет никакого смысла, но все же… твой сын — необыкновенный мальчик. И я уверена, сама не знаю почему… что где бы он ни находился… даже если он угодил в переплет… я верю: он выкрутится!
Слова бабушки приободрили мать Артура. Она знает, что не одна она молит небо о возвращении сына.
Сейчас им действительно надо молиться вместе, так как именно в эту минуту Артур сидит в темнице. Он грустно смотрит в маленькое окошечко, выходящее на забитую народом биржевую площадь, и понимает, что в этой толпе нет никого, кто рискнул бы прийти к нему на помощь.
— Да не переживай ты! Ты же не дурак, и вряд ли надеялся, что минипуты кинутся спасать пришельца из большого мира, пусть даже и явившегося к ним с благими намерениями! — по-своему утешает приятеля Барахлюш, скрючившийся в другом углу темницы.
— Попридержи язык, Бюш! Помнишь, что говорила Селения: надо вести себя тихо и скромно, — напоминает Артур.
— Тихо? Да все уже знают, что мы в тюрьме! — вздыхает маленький принц. — И не просто в тюрьме, а в застенках самого Ужасного У! Ох, ну и влипли мы! А главное, никакого выхода! Только Селения может спасти нас… если, конечно, ей удастся выбраться из дворца!