Артюр Рембо
Шрифт:
Он записал в альбом и миниатюрную пародию на стихотворение Верлена «Коломбина» из цикла «Галантные празднества»:
Скапен слегка Дразнил хорька — Играл дубина. А до и ми Между дверьми — То Коломбина. Глаза хорька — Два огонька И две дробины…{42}Однако вскоре Артюр начал использовать свои возможности обслуги для скрытного опорожнения бутылок вина, рома, ликёра, абсента. Помимо того, когда он был с кем-то не согласен по какому-либо поводу, он бесцеремонно
Вновь изгнанный, Артюр нашёл приют в какой-то грязной ночлежке в доме на углу улицы Кампань-Премьер и бульвара Данфер, напротив Монпарнасского кладбища.
Он поселился там на пару с Луи Фореном, уроженцем Реймса, карикатуристом, рисовальщиком и живописцем, старше его на два года, которого он встречал в «Кружке чертыхателей». Тот, как и Артюр, не имел никаких средств или источников дохода. Разве что иногда ему удавалось выручить кое-какие деньги за рекламные рисунки в газетах и эскизы для росписи вееров.
Надо сказать, что Форен окончил Школу изящных искусств, где занимался в классе Жана Батиста Карпо, имел склонность к странным сюжетам, а с теми, кого рисовал или писал, нередко обращался с грубоватой иронией. В своих акварелях, тронутых гуашью, он прибегал к «острым красочным приправам», чтобы добиться «неожиданными сочетаниями и столкновениями тонов»{43} довольно выразительных эффектов, отчасти в стиле Дега.
Едва поселившись на улице Кампань-Премьер, Артюр узнал о рождении 13 октября 1871 года у Поля Верлена и Матильды Моте де Флёрвиль сына, наречённого Жоржем.
АНГЕЛ СКАНДАЛА
На первом этаже дома, где было его новое пристанище, Артюр сразу же приметил пивное заведение. Там он обычно и проводил время и там же его навещал Верлен.
Тот был в угрюмом настроении. Он признавался, что с тех пор, как в Париже появился Рембо, жизнь его круто переменилась. В отношениях с женой он стал совсем другим человеком. Раньше он искренне надеялся, что рождение сына их сблизит, но положение, напротив, только ухудшилось. В доме, превращённом в детскую, они с Матильдой целыми днями ссорились. А тёщу с тестем он уже не мог переносить. И, как сам признался, он всё чаще ночевал на улице Леклюз в Батиньоле в доме своей матери, которая овдовела семь лет тому назад.
Жалобы Верлена только смешили Артюра. Ему было трудно понять, что мешает Верлену расстаться с женой и начать настоящую жизнь — дерзкую, страстную, увлекательную, — какой должна быть жизнь поэта, достойного этого звания. Он уже представлял себе, как разделит такую жизнь с Верленом, как они отправятся навстречу приключениям по дорогам Франции и всего мира в поисках другого окружения, других цивилизаций и людей. Туда, где «бродят закваски любви», где «зелёная ночь с ослепительными снегами», где каждый день происходит «жёлто-синее пробуждение певучего фосфора». Он собирался увидеть
Торосы серебра под пламенем закатов И тусклых берегов коричневую пыль, Где кровь сосут клещи у исполинских гадов, Что падают с ветвей, пахучих, как ваниль {44} .И ещё он представлял себя пьяным кораблём:
Порою полюсов и поясов заложник, Вздыхая, океан укачивал меня И щупальца тянул цветов своих подложных, И я сгибался ниц, по-женски стан клоня… Как остров, я терпел и пекло, и ненастье, Гвалт синеглазых птиц и их помёта кладь… Утопленники сквозь потрёпанные снасти Затылками24
Бегемот — здесь библейский образ, упоминаемый в Книге Иова: огромное таинственное животное; в традиционном богословии считается воплощением демонических сил.
Он взял руку Верлена и сжал её. Сам не понимая, что с ним происходит, он почувствовал неодолимую тягу к этому несчастному человеку, а тот ответил ему взглядом, полным нежности.
Через несколько минут Рембо и Верлен оказались в одной из меблированных комнат на улице Кампань-Премьер, и Артюр впервые познал торжество физического овладения другим существом. Ему казалось, что он поступил как супруг, как муж, который сразу же оттеснил в сторону соперницу — ту самую, с тяжёлым именем Матильда, которую он уже не мог терпеть, хотя ничего дурного она ему не сделала.
Они лежали молча и слышали разнообразные звуки, раздававшиеся в доме, и долетавший до их изголовья шум улицы. Так они лежали, пока не послышался скрип на лестнице, который извещал о том, что возвращается Форен, он же Гаврош, как называли его приятели.
Чем более напряжёнными и трудными становились отношения Верлена с Матильдой, тем нарочито небрежнее он одевался, иногда по неделям не меняя белья, словно решил во что бы то ни стало ходить в таком же тряпье, какое носил Рембо, и так же, как он, дурно пахнуть. Они превращались в забавную, ставшую предметом пересудов и сплетен пару, на которую в городе указывали пальцем.
Пятнадцатого ноября, похожие на двух бродяг, Рембо и Верлен в обнимку явились в театр Одеон на представление «Леса», одноактной пьесы в стихах нормандского поэта и актёра Альбера Глатиньи, автора «Безумной лозы» (1860) и «Золотой стрелы» (1864) — двух сборников стихотворений, которыми Верлен восхищался и не упустил случая рекомендовать их Артюру. Тогда же он и сообщил ему, что Глатиньи, которому в то время было всего тридцать два года, лично знаком с самим Бодлером и заслужил его горячее одобрение, что почиталось за большую честь.
Все мужчины в театре были одеты в превосходные чёрные фраки и сорочки с белыми галстуками, а дамы красовались в самых элегантных туалетах, и только грязные Рембо и Верлен выглядели отталкивающе. Они без конца шутили, похлопывали друг друга по рукам и плечам и походили на проказливых школяров, резвящихся на перемене. Или, скорее, на двух грубых простолюдинов, которые по ошибке забрели в самую изысканную компанию парижского света. Этого было вполне достаточно для того, чтобы на следующий день Эдмон Лепелетье поместил в газете «Суверенный народ» насмешливый отчёт о событии: