Арзу

Тобольская Ядвига

Наконец большие двери распахнулись, и появились рабыни, которые вчера вечером привели ее сюда. Ника представила, как ужасно выглядит, и готова была провалиться сквозь землю от позора, но вошедшие одалиски, казалось, не обращали на это никакого внимания. Молча, опустив глаза, они приблизились к девушке, ловко отстегнули цепь (оказалось, она соединялась с ошейником маленьким замочком, открыть без ключа который было невозможно) и помогли ей подняться на ноги, оставив однако ошейник с болтающимся замочком на шее. Ника решила, что они отведут ее обратно в роскошные мраморные покои, где она провела свою первую ночь во дворце, обрадовалась, но опять ошиблась! Рабыни

повлекли девушку вглубь спальни. Только теперь она заметила в углу еще одну маленькую дверь и вдруг поняла, что одалиски не принесли для нее никакой одежды. Сердце, в который уже раз, глухо застучало. Что будет дальше?

За дверью скрывалась небольшая, сумрачная, унылая комната без окон, с серыми шершавыми стенами – полная противоположность опочивальне Повелителя. У стены стояла узкая кровать, больше похожая на топчан, без подушек и одеял. Другой мебели в комнате не было. В стену над кроватью было вбито большое железное кольцо, от которого (опять!) тянулась длинная цепь. Ее второй, свободный, конец небрежно валялся на полу. «Наверное, так выглядит темница», – подумала девушка, которая, живя на свободном солнечном острове, про темницы знала только из сказок.

Тем временем рабыни обыденно делали свое дело. Нику напоили водой, у нее появилась возможность справить естественные надобности. Ей стало значительно лучше, а после всех процедур, произведенных с телом, девушка и вовсе пришла в себя. Она опять была вымыта и благоухала терпкими ароматами с примесью мускуса, волосы расчесаны, запястья, лодыжки и грудь смазаны успокаивающими маслами. Только во время манипуляций с задним отверстием Ника явственно его чувствовала и инстинктивно сжимала ягодицы: оно «помнило» прошедшую ночь. Рабыни быстро убрали следы своей деятельности, пристегнули цепь к ошейнику и бесшумно исчезли.

Ника, абсолютно голая, осталась стоять посреди комнаты. Тяжелая цепь сильно тянула шею, но зато позволяла передвигаться по всему, весьма скромному, пространству «темницы». Девушка растерялась. На теплом острове Ника носила мало одежды, но полностью обнаженной ей никогда не доводилось быть просто так, только в бане с мамой. В доме жили братья и отец, поэтому даже спать приходилось в тунике. Она чувствовала себя неуютно, непривычно, но вместе с тем какие-то новые ощущения зарождались у нее внутри. Ника поняла, что вслушивается в свое тело, и нельзя сказать, что это ей не понравилось.

Она тихонько прошла к кровати и присела на краешек. Длинную цепь ей пришлось придерживать рукой и почти волочить за собой, чтобы не травмировать шею. Вдруг прорезался зверский голод. Как по мановению волшебной палочки, дверь в ее пристанище снова открылась, те же рабыни внесли блюдо с закусками, поставили его на пол к ее ногам и молча удалились.

Судьба продолжала преподносить девушке сюрпризы: значит, и есть ей придется на полу, лакать, как собаке из миски?! Предательские слезы опять навернулись на глаза, но Ника смахнула их руками. Она решила больше не плакать, во что бы то ни стало. Какой в этом смысл? Глаза и так уже опухли, слишком много слез пролила она в последнее время. «А опухшие глаза вряд ли понравятся Господину», – подумала она неожиданно для себя и испугалась, а потом горько усмехнулась:

– Ешь, Арзу, – сказала вслух, – тебе понадобится еще очень много сил, чтобы жить.

Девушка опустилась на пол и принялась за пищу.

От еды и чувственных ароматов, которые источало тело, у Ники слегка закружилась голова, и захотелось прилечь. Она добрела до кровати и свернулась голым клубочком

на боку, отвернувшись к стене. Ника как будто витала где-то посередине между сном и реальностью, и все события ночи с султаном начали явственно проступать в ее сознании.

Она вновь стояла перед ним: полуобнаженная, в прозрачной кисейной юбке с пестрым поясом, с позвякивающими на руках браслетами, чувствовала ремни на запястьях и его пальцы на своей шее и груди, потом ниже… Память странным образом услужливо стирала и пропускала моменты, когда он наносил ей удары.

Внизу живота опять медленно нарастала горячая волна, и сердце сбивалось с ритма. Вот она перед ним на коленях, и он резко запрокидывает ее голову назад. На этом месте воспоминания путались… Она постаралась вспомнить, как выглядит его член, и не смогла. Зато отчетливо различила его вкус на языке и на влажных от слез губах.

Сейчас ни ужаса, ни отвращения Ника не ощущала. Из паха по плотно сжатым бедрам прошла легкая судорога. Плохо понимая, что и зачем делает, девушка засунула ладонь между бедер: там было тепло и очень влажно, почти мокро, а нежные губки затвердели и распухли, как будто тоже долго плакали, как и глаза. Она вспомнила, как Фатих нажал на одну какую-то точку там, а дальше….

Ей было очень хорошо и спокойно. Теплая волна, как прибой родного моря, накатывала раз за разом, смывая стыд и унижения, которые ей пришлось испытать, и она купалась в этой волне, абсолютно счастливая, радостная и свободная.

Фатих сидел в центре дивана, в палате со сводчатым потолком, в окружении своих многочисленных визирей, которые держали совет, и им постепенно овладевало глухое раздражение. Обсуждались вопросы по управлению частью завоеванных ранее земель и по распределению казны, а именно тех статей, которые шли на содержание армии и дворца. Также визири подводили итоги вылазки на греческие острова, сходясь во мнении, что этот поход принес казне только убытки.

В который раз султан поражался тупости и политической недальновидности своих якобы единомышленников. Их, как всегда, интересовали исключительно деньги. Они отказывались понимать, что власть и авторитет измеряются не только золотом. Не пытались заглядывать в будущее хотя бы на один шаг, довольствуясь тем, что имеют, боясь малейшего риска.

Фатих слегка поморщился, как от зубной боли, и чуть опустил веки. Перед глазами некстати всплыл его основной «доход», привезенный с греческого острова и оставленный им утром в своих покоях. «Интересно, как она?» – подумал султан. Когда девочка лишилась чувств, он грешным делом подумал: не слишком ли перестарался для первого раза? Но потом, убедившись, что она дышит и что обморок перешел в глубокий сон, успокоился.

В первый момент у Фатиха возникло желание уложить ее на ложе рядом с собой, но оно сразу же его насторожило. Не слишком ли сильный трепет вызывала в нем эта маленькая гречанка? Он будет держать себя в руках; ее дальнейшее обучение обещало еще немало приятных, будоражащих воображение сюрпризов. Главное – не торопиться! И все же он не вызвал рабынь, а бережно уложил ее на ковер возле ложа, правда, пристегнув на цепь, опять же в воспитательных целях.

Ему никак не удавалось сосредоточиться на вопросах, которые пытался решить совет, и отвлечься от воспоминаний о прошедшей ночи. Она вновь стояла перед ним: полуобнаженная, в прозрачной юбке из тонкой кисеи, с позвякивающими на руках браслетами. И вновь излучала панику и беспомощность. Как же удивительно хороша она была в этот момент! Да и в последующие тоже…