Асино лето
Шрифт:
Но Ася-то знала, что грозы хранятся в окованных медью сундуках, их так просто не выпустишь, да и не соберешь в одну минуту, это вам не послушный грибной дождик. «Что-то случилось, — стучало Асино сердце, — что-то не так». Лететь на гору? Еще пять минут назад Ася сердилась, что ее не выпускают из корпуса, а сейчас сомневалась. Кондрат Тарасович ведь предупреждал, что к нему всю неделю нельзя показываться, что зелье должно настаиваться в одиночестве и покое, куда же она пойдет? Может, вообще все эти дожди оттого, что Кондрат
— Шустова! — ворвался в палату Матвей Кондаков. — Тебя там дед какой-то спрашивает. Странный такой, в плаще… Э, потише! — Ася сбила Матвея с ног, выбегая на улицу.
На веранде столпились ребята из седьмого и шестого отрядов, а у крылечка возвышался Грозовой Человек. Волшебный плащ клубился тучами и потрескивал молниями у него за спиной, глаза из-под широких седых бровей смотрели пристально, руки с узловатыми старческими пальцами были сложены на груди. В воздухе сильно пахло дождем.
— Кондрат Тарасович! — подлетела к нему Ася. — Что вы… Что случилось?
Он схватил ее за руку и потянул за собой. Ему настороженное детское внимание было неприятно. За Единственным дубом они остановились.
— Я два раза посылал тебе грозу! — сердито прогремел он. — Как ты не догадалась, что надо прийти? Думаешь, в мои годы легко проделать такой путь! Да я уже двести тридцать лет не выхожу из дома!
— Я… я почти догадалась… То есть я догадалась, но ведь вы сами сказали: неделю не показываться.
— Я надеялся, сердце тебе подскажет, что надо появиться, — поджал губы старик.
— Оно подсказывало! Но я… решила послушаться вас и…
— «Послушаться»! Слушать, Асенька, нужно только свое сердце. Ладно, прости меня, старика, за этот выговор, устал я что-то. Давай о деле. Зелье почти готово. Но одно «но»: у меня пропало оранжевое стекло.
— Что?
— Оранжевое стекло. Бутылка, в которую будет налито зелье, должна быть из оранжевого стекла. Ну или содержать в себе хоть немного оранжевости, или чтобы дно у нее было оранжевое. Понимаешь?
— Где же я найду бутылку с оранжевым дном?
— Ты кусочек оранжевого стекла найди, бутылку я сделаю! Это обязательно надо! И не позднее завтрашнего утра. И как назло: ведь помню, было у меня такое стекло, но весь дом перевернул, все витражи просмотрел — нет нигде! То ли гномы утащили для своих игр, то ли просто потерялось… Ты поспрашивай у ребят, может, найдешь?
— Я поспрашиваю.
Ася побрела прочь, не простившись. Она чувствовала такую усталость, будто ей тоже двести лет. Где искать оранжевое стекло? Бред какой-то! День продолжался, и Ася делала машинально все, что нужно было делать: убирала территорию, репетировала танец для гала-концерта, играла в пионербол, что-то соврала про Кондрата Тарасовича, когда стали расспрашивать… А в голове стучало: оранжевое стекло, оранжевое стекло.
— Аська! Спишь, что ли!
На площадку прибежал Максимка Арсенов.
— Ася, а пойдем в саду работать?
— Да там уже нечего делать, Макс.
— Ну, Ася-я-а-а…
— Вот хвостик! — всплеснула руками Даша. — Говорят тебе, нечего там делать.
— Ну, дайте какую-нибудь работу! Ску-у-учно!
— Скучно — найди мне оранжевое стекло! — в сердцах сказала Ася. Максимку как ветром сдуло. Даша удивленно посмотрела на Асю.
— Зачем тебе оранжевое стекло?
— Откуда я знаю? Пусть ищет.
— Здорово ты его… отшила.
Асе стало так стыдно, что она чуть не бросилась за Максимкой вдогонку. И, нахмурив брови, сказала:
— Давайте еще партию.
Но не успели и трех голов забить, как примчался Максим и, чуть не плача, закричал возмущенно:
— Ася! Я нашел, а она не отдает! Я ей говорю, что для дела, а она все равно не отдает!
— Кто не отдает? — оторопела Ася.
— Да Глашка! Кричит: «Мне тоже для дела!», я ей объясняю, а она…
— Да что не отдает-то?
— Оранжевое стекло, что же еще?!
Бросив игру, Ася подскочила к Максиму.
— Максимка… А где она, Глаша?
— Да вон там, в песочнице. Я ей объясняю, главное, а она…
— Веди!
— Ася, ты куда?
— А матч?
— Шустова всегда так!
— Я сейчас! — крикнула Ася, убегая с Максимкой.
В песочнице у второго корпуса в полном одиночестве сидела большеглазая, стриженная под мальчика Глафира. Ася спросила:
— Она?
— Она, — возмущенно шмыгнул носом Максим. Он, наверное, подрался бы, не будь Глафира девчонкой.
— Так. Максим, ты — молодец. Ты такой молодец… даже слов нет. Настоящий Колькин друг. Только я сейчас сама с ней поговорю, ладно? Тут, кажется, подход нужен.
Ася подошла к Глафире. Села, как она, на песок. Сказала, будто они знакомы:
— Привет, Глаша.
— Я не Глаша. Я — Глафира.
— А я — Прасковья.
Глафира покосилась на нее синим глазом. Ладно, мол, дальше что?
— А что ты делаешь?
— Не скажу, — потом улыбнулась, — секретик.
— Расскажи?
— Секретики не рассказывают. Их показывают, — сказала Глафира строго и стала указательным пальцем по песку водить, расчищая свой секретик.
Ася смотрела не дыша. Конечно, она знала, что такое секретики, сама только недавно перестала их делать. Вот что-то блеснуло под Глафириной рукой среди песка, Глафира завозилась, вздохнула и отодвинулась, чтобы и Асе и Максиму было видно.
Хорош был секретик, что и говорить. Редкой красоты и качественной работы. На песке лежал кусочек золотой фольги от шоколада, на нем — цветок анютиных глазок, по бокам — бусинки. А накрыт секретик был стеклышком, небольшим, овальным, но очень оранжевым.