Асино лето

Михеева Тамара Витальевна

Колька дернул бровями и проснулся. Распахнул глаза, будто и не спал вовсе.

— Па-ашка, — прошептал он. — Опять снишься, да?

— Опять.

— Это хорошо. А то совсем не приходишь. Как Юми?

— Мама домой забрала.

Колька вздохнул, облизал сухие губы, наверное, пить хотел. И вдруг заговорил быстро-быстро:

— Слушай, Пашка, я тебя сейчас кое-что скажу, потому что во сне можно. Мне это очень надо сказать, а так я… ну, в общем, не решусь я, когда не во сне. Думаешь, может, что я злюсь на тебя, что свалился? Думаешь, из-за тебя? Нет, я сам во всем виноват. Потому что дразнил тебя, но это я, понимаешь…

— Не надо! — вдруг испугалась Ася.

— Нет уж! Пришла —

слушай! — строго сказал Колька. — Просто ты мне очень нравишься. Правда. Вот.

Он замолчал, но смотрел Асе в глаза, будто ждал ответа. Ася прижала бутылку к пылающим щекам. Сердце остановилось как вкопанное и не желало двигаться с места. Она протянула Кольке бутылку.

— Коль, выпей, а?

— Это что — яд?

— Яд, яд, пей.

— Скажи: «Кукумбер» — выпью.

— О, господи! Кукумбер, пожалуйста, выпей.

— Сейчас?

— Да, при мне. Это очень важно.

— Ну, пожалуйста, если очень важно. Только… Ну, помогай тогда.

Ася взяла с тумбочки ложку для лекарств, налила в нее зелье.

— Светится… — удивился Колька. — И вправду яд.

Медленно и осторожно Ася поила Кольку.

— Ничего, вкусненький такой яд, клевером пахнет.

Бутылка опустела, Ася сжала ее в руке и сказала:

— Спокойной ночи, Кукумбер. Выздоравливай.

— Спокойной ночи, Пашка-букашка. Завтра же все пройдет.

Ася вздрогнула, скрестила пальцы, чтобы не сглазить, и вылетела в окно. Она резко набрала высоту, поднялась выше деревьев, к самым звездам, в холодное и темное небо. Там она замерла на секунду, подставив ветру лицо, и стала камнем падать вниз. Только у самой земли затормозила. Мягко упала в траву, легла ничком и горько заплакала — так, что сердце на куски.

Недалеко от нее сидели на бревне Сева, Горыныч и Еж. Смотрели на Асю, вздыхали.

— Ну, чего она? — протянул Сева, сам готовый расплакаться от жалости и тревоги. — Будто ничего не вышло.

— Да нет, — вздохнул Горыныч, — переволновалась она.

— И устала, — сказал Еж. — Столько всего…

— Может, подойдем? — предложил Сева через несколько минут.

— Пусть выплачется. Говорят, это иногда полезно.

Понемногу Ася успокоилась. Села. Повсхлипывала. Повздыхала. Внутри у нее было пусто, как в бутылке с оранжевым дном. Медленно побрела Ася по лагерю, не заботясь, что кто-нибудь ее заметит. Неслышно и невидимо проводили ее гномы до окна.

Глава 45

Едва солнце позолотило стволы сосен, Ася проснулась от стука в окно. Три сияющих гнома прижались носами к стеклу. Ася вскочила, открыла створку. Она смотрела на Горыныча, Севу, Ежа и не решалась спросить о главном. Не знала, знают ли они главное. А гномы, как назло, молчали, только улыбались. Наконец, Горыныч сказал:

— Тебя, Прасковья, как-то неправильно назвали. Надо было Соней.

— Все главное проспишь, — сверкнул глазами Еж.

— Мы у Кольки были, — сжалился Сева.

Ася отвела взгляд: по дорожке бежали Пятнашка и Буль, прошмыгнула по стволу сосны рыжая белка, где-то недалеко, в лесу, протрещала сорока… Ася боялась спрашивать и боялась услышать.

— На лавочке сидит. На солнышко смотрит.

— Про тебя спрашивал.

— Ну, то есть, он бы спросил, если бы мы были знакомы.

— Да нет, он спросил, но только не вслух, а глазами…

— У него все на лице написано.

— Так что ты уж сходи к нему, проведай.

Ася сползла с подоконника и упала лицом в подушку. Сердце стучало так громко, что казалось, его слышит вся палата. После зарядки в лагере началась страшная суматоха. Врач Ольга Алексеевна пришла на работу и увидела Кольку Огурцова, сидящего на скамейке перед медпунктом. Ольга

Алексеевна упала в обморок. Колька бросился ей помогать. Через полчаса Ольга Алексеевна и Татьяна Сергеевна везли Кольку в город, к самому главному врачу, а Василий Николаевич бегал по своим директорским делам и весело отдавал распоряжения. Пробегая мимо взбудораженного седьмого отряда, идущего на завтрак, он поймал Асю за руки и прямо при всех крепко обнял, а потом еще и в макушку поцеловал. Все замерли с открытыми ртами, а в Ленину вожатскую душу закрались совсем уж черные мысли и подозрения. С этими мыслями она бросилась к Жанне, но та с каким-то веселым недоумением посмотрела на Лену и попросила ее заниматься своими делами. «Никогда больше не поеду работать в лагерь», — обиделась Лена. Весть о чудесном Колькином выздоровлении облетела «Светлячок» и добралась до города. В лагерь начали съезжаться Колькины друзья и родственники. Они проникали на территорию и мучили Василия Николаевича вопросами. А он только счастливо смеялся в ответ:

— Ну, чудо, чудо — и все тут!

Сам Колька шепотом рассказал маме, что этой ночью ему приснилась Прасковья Шустова, с которой они «почти дружили», и сказала:

— Знаешь что, Кукумбер, давай вставай, а то мне без тебя скучно.

У Кольки сестер не было, и спорить с девочками он не умел. Пришлось выздороветь.

— Вот она, сила детской любви, — растерянно пробормотал самый главный врач в городе.

— Какой еще любви! — старательно возмутился Колька и порозовел.

А вечером того же дня Асю украли на глазах у всего отряда. Замученная подозрениями Лена проводила вечерний «огонек». Говорила, как хорошо, что выздоровел Коля Огурцов, и что совсем скоро конец третьей смены и все они разъедутся, но, конечно, будут скучать друг по другу. И у всех вдруг намокли глаза, даже у Насти Вигилянской, которая всего только час назад говорила Саше, что скорей бы уже домой, «сразу поеду к родителям на Бали, отдохнуть перед отъездом в свою английскую школу». Сидели в темноте, при свечке. На лица ложились желто-рыжие теплые отсветы и делали всех особенно красивыми.

Вдруг свечка погасла ни с того ни с сего. «Где-то сквозняк», — подумала Лена. Но сквозняка не было. Было душно, и пахло дождем. Ася улыбнулась. И тут же ей на голову упала темнота, будто с ног до головы ее накрыло темным покрывалом, закутало, а потом подняло в воздух и понесло в неизвестном направлении.

— Черное одеяло! — завизжала Аленка Чаплашкина.

Но Ася и не думала пугаться. Ее несло с такой скоростью, что было просто не до страха. А через пять минут полета ее опустили на землю и властным жестом сдернули покрывало.

Ася думала, что увидит Кондрата Тарасовича, но она была одна под звездным небом на лесной поляне. Звезды сияли так близко, будто их притянули к земле за невидимые нити. Под звездами громоздились вечерние разноцветные облака: розовые, золотые, лиловые, темно-синие, багряные. От облаков протянулись к земле серебряные струны застывшего дождя. Они тихо звенели в лесной тишине. Почти черные в сумерках стволы сосен уходили ввысь, и там, в вышине, их ветки переплетались с облаками, на макушках засыпали звезды. Перед Асей стала разматываться светящаяся лента тропинки, и она пошла по ней, будто кто-то неведомый тянул ее за руку. Вдруг сосны и застывшие нити дождя расступились, и Ася увидела расцвеченное огнями золотое облако. Оно лежало на земле, послушное, мягкое, теплое. И было не из пара, каким должно быть любое облако, оно было таким, какими облака кажутся с земли — пушистыми, надежными кораблями. Ася забралась на него, и облако, поднявшись, плавно поплыло над лесом. «Как странно все», — думала Ася, но не удивлялась. Она знала: это гномы опять устроили ей сюрприз.