Аскольдова тризна
Шрифт:
Наши жизни тоже постоянно находились в опасности, и слава Христу Спасителю, что мы всё-таки целыми и невредимыми добрались до столицы Византии, где нас со слезами на глазах встретил патриарх Фотий. Обнял, сказал добрые слова каждому, и мне тоже, видимо, наслышанный и о моей личной деятельности в Великоморавии. Не скрою, я этим словам был безмерно рад...
Узрев моё некоторое смущение, Константин весело пошутил:
— Экзамен на просветителя ты сдал, Леонтий, старайся сдать теперь на философа...
— Нет уж, отче, один ты у нас философ, известный под таким именем не только в Византии,
Фотий поведал нам приятную новость, что новый папа Адриан Второй выразил желание мира с византийской церковью, и поэтому патриарх отправляет нас послами в Рим не только с выражением почтительности к папе, но и дарами к нему с частью мощей святого Климента, привезённых Константином из Херсонеса Таврического.
— Тебе, Константин, и тебе, Мефодий, и никому другим, и надлежит их вручить Адриану в Латеранском дворце, — сказал Фотий.
— Будет исполнено, ваше святейшество, — заверили патриарха солунские братья.
Дорога из Великоморавии всё же очень изнурила начавшего снова прихварывать Константина, а тут я узнал от Фотия, что у своего друга Козьмы, мужа моей сестры, проживает язычник Доброслав. Немедленно я послал за ним. Встрече с Доброславом Клудом я был рад вдвойне: во-первых, он в несколько дней снова поставил на ноги философа, а во-вторых, согласился сопровождать нас в Рим».
6
Аскольду, казалось, износу не будет — так хорошо он всегда выглядел: был силён, здоров духом, умерен во всём. «Но только не в любви!» — сказала бы Забава, она первой заметила удручённое состояние мужа, но не придала этому значения: «Да мало ли что?! Дел невпроворот, а Дир почти совсем в последнее время не помогает... Постоянно живёт в лесном тереме, который превратил в блудный Вавилон, Содом и Гоморру...»
Забава теперь тоже учит греческий под руководством Кевкамена и уже знает многие места из Библии; сие интересно ей, а не потому, что будто бы нужно: ведь она всё-таки жена христианина... Нет, по доброй воле она постигает правила и историю новой веры. И видит, что радуется этому её муж... А радость на лице Аскольда — великое счастье для неё!
Аскольд с некоторых пор почувствовал, что тоска стала нападать на него. По первости и особенно при Забаве и виду не подавал: шутил, смеялся. Но потом начала она наваливаться всё больше и больше: сперва камнем, а затем таким мёртвым грузом придавило грудь и сердце — не продохнуть.. Меньше стал есть, похудел. Дошло до того, что позвали знахарку. Та осмотрела князя, головой покачала: «Порчу накинули на князя, а кто это сделал, сильнее меня... Секите меня на куски мечами, протыкайте копьями, но поделать ничего не могу! Тут нужен очень сильный колдун... Знаю такого. Только он совладать может с сим колдовством».
Привели колдуна: сухой, жилистый, волосы почти до пояса, лицом костляв, с носом, как у грифа, глазами тёмными, как два омута. Немногословен, кряхтун. Разложил обгоревшие человеческие кости, череп, завёрнутые в тряпицы какие-то порошки разного цвета, печную глину, золу, соль, хлебные зерна. Оставшись наедине с князем,
— Чёрная немочь на князе... Я сделал заговор на отгон чёрных муриев... Семь старцев, ни скованных, ни связанных, сидящих у могилы убиенного сына Аскольда, уже взяли по три железных рожна и должны скоро колоть, рубить чёрных муриев на семьдесят семь частей. Потом они соберут эти части в кади железные, в тенёта шёлковые... А из Булгарии, откуда родом мать убиенного Всеслава, прилетит птица Гагана с железным клювом и медными когтями. — Тут колдун навёл на слушающих свои страшные очи, и те поёжились. — Та птица Гагана сядет у могильного кургана, где будут стоять кади железные, в которых лежат куски чёрных муриев в шёлковых тенётах, и станет сидеть крепко, никого не подпуская, всех отгоняя и кусая. Но если подпустит кого, верные мурии оживут и снова набросятся на Аскольда... Тогда повезу его сам на могилу Всеслава...
Прошло ещё несколько дней, состояние Аскольда не улучшилось. Колдун позвал Вышату и заявил:
— Поедем... Только там, у могильного кургана сына Аскольда, я разберусь с птицей Гаганой... Почему плохо сторожит?.. Ещё вижу чёрные вихри, несущиеся с того берега Итиля. Берите, кроме дружины, и войско...
Кевкамен, конечно, зло высмеял выдумки колдуна, велел сопроводить князя в церковь на молитву, но Вышата тут воспротивился, несмотря на некоторую с его стороны симпатию к греку. Бойл рассудил по-своему: наши отцы и деды при чёрной немочи всегда прибегали к услугам колдунов, и теперь нужно сие сделать, иначе Аскольду конец придёт. Высосут кровь из него чёрные мурии!
Отрядил к Янго, как условились, нарочного, и уже через несколько дней подошли к Киеву две тысячи хорошо вооружённых конных ратников, снабжённых к тому же провизией на дорогу.
Вскоре и тронулись.
К концу пути Аскольду стало совсем худо. Еле живого сняли его с подводы, посадили на коня, и колдун, поддерживая князя в седле, отправился к могильному кургану Всеслава, сказав Вышате:
— Приезжайте через три дня и три ночи. Не раньше и не позже!
Когда же приехали рано поутру через три дня и три ночи, то обнаружили князя спящим на берегу Итиля и коня, мирно пощипывающего траву рядом. Но колдуна, сколько ни искали, так и не могли найти...
Аскольд очень удивился тому, что оказался на пустынном берегу реки.
— Как здоровье твоё, княже? — сразу спросил его Вышата.
— Силу чувствую втрое больше прежнего, — весело ответил Аскольд.
— Вот и добре... — И Вышата поведал князю, как оставили его с колдуном на берегу Итиля у могильного кургана Всеслава на три дня и три ночи. Только вот искали-искали чародея, да не нашли.
— Конечно, спал я, а будто наяву общался с сыном. И под конец, как проститься со мной, сын мне точно сказал, кто убил его... Да ещё в убийстве винят и меня... Первая жена моя, мать Всеслава, обвиняет... Может статься, в чём-то она и права.